Традиция Совершенства Мудрости
Праджняпарамита заключается в видении реальности повсюду, в любое время, в любом месте, в любых обстоятельствах.
Три текста, рассматриваемые здесь вместе, хотя и разделены по времени пятью веками, принадлежат к одной и той же группе сутр Махаяны – сутрам Праджняпарамиты, или Совершенства Мудрости. Прежде чем рассмотреть их по отдельности, следовательно, может быть полезным рассмотреть связи между ними и объяснить слова, которые мы используем. Что такое Праджняпарамита? Что такое сутра? И что такое, в конце концов, Махаяна?
Люди начали записывать учения Будды лишь спустя примерно четыреста лет после его смерти. К тому времени появилось несколько школ буддизма, и тексты, которые они начали создавать, отражали различия между ними. Большой корпус учений сохранился в Шри-Ланке на древнем языке пали и представлял Три Драгоценности – Будду, Дхарму (учение Будды) и Сангху (духовную общину) во многом в их историческом контексте. Эти тексты, имеющие фундаментальную значимость, почитаются все еще существующей школой буддизма Тхеравады как представляющие собой буквально произнесенное Буддой, и считается, что лишь они исключительно составляют каноническую литературу буддизма.
Однако, несмотря на это утверждение о монополии Палийского канона в качестве учений Будды, примерно в то же время стали появляться и другие тексты, созданные иными школами, и они скорее стремились выразить дух учения Будды, а не просто сохранить его буквально. Они представляли собой движение, которое, признавая ценность форм дисциплины и вероучения, которые дошли до него, сосредотачивалось на сохранении чистого видения Дхармы в качестве живой духовной силы. В результате последователи этого движения, называвшие его Махаяной, или «Великой колесницей», в противовес Хинаяне, или «Малой колеснице», не отождествляли Дхарму ни с каким особым набором священных слов. И, на самом деле, не стоит думать об их канонических текстах, как о записях учения, переданного в определенном историческом контексте. Поэтому для канона Махаяны не существовало ограничений, и он создавался в течение гораздо более длительного периода, нежели Палийский канон.
Конечно, не стоит забывать, что тхеравадины не признают самого наименования Хинаяна. Если быть честным, будет более точным называть Хинаяну чисто литературным явлением, поскольку вероятность встречи во плоти с настоящим хинаянцем на самом деле незначительна. Термин «Хинаяна» полезен лишь для указания на ранние школы, а также на более поздние школы, такие, как школы Сарвастивадинов и Саутрантиков, от которых школы Махаяны явно отличаются. Используя этот термин подобным образом, не стоит придавать ему уничижительного смысла.
Буддийские канонические писания дошли до нас во множестве форм, из которых наиболее важна сутра – санскритский эквивалент палийского «сутта». Это буквальная запись учения, произнесенного Буддой, или беседы, в которой Будда принимает участие, обычно играя ведущую роль. Она может быть короткой – даже длиной в несколько строк – или может составлять многие тома. Есть сотни сутр, некоторые в первоисточнике, на пали или санскрите, а другие сохранились лишь в китайских или тибетских переводах. Что между ними общего, так это то, что все они представляют собой переданное Буддой.
То, как эту передачу можно отличить от любых других религиозных текстов, естественным образом вытекает из того, кем является Будда. Если коротко, Будда – это тот, кто мудр, пробужден – иными словами, Просветлен. Слово «Будда» происходит от корня, означающего «знать» или «понимать», так что оно значит «тот, кто знает» – тот, кто видит реальность лицом к лицу, кто ощущает реальность полно и целостно на всех уровнях своего существования. Сутра, следовательно, представляет собой выражение Просветленного ума – выражение, можно даже сказать, Просветленного ума как такового. Это передача из сердца реальности, истина существования, говорящая с истиной в нас или даже взывающая к ней. Когда мы читаем сутру – по крайней мере, если мы восприимчивы в чтении – мы соприкасаемся с высшим уровнем существования, высшим уровнем сознания.
Группа сутр, известная как Праджняпарамита, определенно, составляет самую обширную и, вероятно, самую важную группу сутр Махаяны. Главный предмет этого многотомного собрания – запредельная мудрость. Но что это за мудрость? Как она отличается (если вообще отличается) от мудрости, которую мы открываем в литературе о мудрости других времен и культур? И вообще, что мы имеем в виду, когда говорим о «литературе о мудрости»?
«Литература о мудрости», на самом деле, может значить довольно многое. Во-первых, есть собрания поговорок и мудрых высказываний, в которых заключены глубокие и зрелые размышления о жизни на благо юношества и будущих поколений. Иногда такую литературу называют афористической, и она включает в себя такие труды, как «Элегии» Теогниса, «Книгу Речений» и индуистскую «Хитопадешу», собрание коротких историй и высказываний. В современной литературе особенно богата французская традиция афоризмов, но в ней нет недостатка и в других языках – можно вспомнить доктора Джонсона, Эмерсона, эссе Шопенгауэра и т. д.
Мудрость в смысле чего-то такого, что проникает за пределы мира, чего-то, что приближается к трансцендентному, представлена в апокрифах «Книгой Мудрости Соломона» (хотя она и отзывается мудростью в более обыденном смысле), в неоплатонической и гностической литературе. Некоторые ученые готовы даже поспорить, что мудрость в этих текстах можно сравнить с Совершенством Мудрости, на тех основаниях, что мудрость – универсальное явление. Например, выдающийся авторитет в области Праджняпарамиты, Эдвард Конзе, упоминал гностический образ Софии как своеобразную параллель буддийскому понятию праджни. Несомненно, в литературе Совершенства Мудрости есть тенденция восхвалять Праджняпарамиту как Мать всех Будд – возможно, толчком к появлению этого названия послужило то, что слово праджня женского рода с точки зрения грамматики, но смысл этого символизма лишь тот, что именно Совершенная Мудрость делает Будду Буддой; мудрость «рождает» Будд в этом смысле. София, с другой стороны, в равной мере и космологическая идея, как и идея, связанная с мудростью в строгом смысле слова1.
Слово «праджня» имеет точное и довольно определенное значение. Оно происходит от санскритского корня «джня», что означает «знать», которое усиливается эмфатической приставкой «пра». «Праджня» – это не просто знание, это высшее или даже высочайшее знание, знание в полном смысле этого слова, знание с большой буквы «З». Но знание чего? Каков объект высшего знания? Ответ на это во всей буддийской литературе, во всем буддийском учении вполне однозначен. Праджня – это знание реальности, она означает знание вещей, как они есть, в их окончательной глубине, их абсолютном запредельном измерении.
Чтобы быть еще более точным, согласно традиции Хинаяны, знание реальности состоит в видении того, что мы обычно воспринимаем как людей и вещи внешнего мира, в виде того, что формально называется «дхармами». Слово «дхарма» означает «учение» или «доктрина» в некоторых контекстах, но здесь оно имеет другой смысл. Когда вы достаточно близко смотрите на кого-то или на что-то, когда вы анализируете это достаточно глубоко, вы, в конце концов, обнаруживаете не что иное, как поток безличных, психофизических процессов. Именно эти конечные психофизические элементы или явления называются дхармами. Открытие атомной физики, возможно, помогает нам уловить этот аспект буддийского учения, но только до определенной степени, поскольку буддизм применяет этот анализ к уму, а не только к материальной вселенной.
Есть различные перечни дхарм, которые созданы разными школами буддизма, но все школы – в особенности, школы Хинаяны – согласны, что праджня (паннья на пали), или мудрость, состоит в сведении всех существующих феноменов к потоку этих дхарм. Этим во многом и занята схоластическая традиция Хинаяны, Абхидхарма, и часто в буквальном смысле. Именно буквализм мышления этих ученых дал начало махаянистскому видению праджни. Последователи Абхидхармы, сводя в анализе существование к потоку дхарм, по-видимому, пришли к представлению об этих дхармах как о в буквальном смысле абсолютной реальности, таким образом рассматривая различные факторы, к примеру, с помощью которых эго распадается на маленькие осколки эго. Это видение, в свою очередь, нужно было преодолеть, и Махаяна делает это посредством сведения их к тому, что называется шуньятой, или пустотой.
Перевод «пустота» не вполне точен: шуньяту не стоит представлять как нечто вроде пустого пространства. Дхармы – это шуньята, согласно Махаяне, в том смысле, что они лишены независимого, прочного существования. Когда мы видим мир состоящим из объектов или личностей, это, как утверждает Махаяна, происходит по причине нашего великого неведения, которое устраняется видением этих объектов и личностей в виде дхарм. Однако Махаяна не удовлетворяется этим и утверждает, что видение вещей в виде дхарм все еще оставляет место для тонкого неведения, и, следовательно, это не видение мира в его абсолютной реальности. Тонкое неведение устраняется лишь видением – знанием – того, что сами дхармы пусты и невещественны, шунья.
Знание того, что все дхармы – шунья, известно как Праджняпарамита, «Совершенство Мудрости», хотя это не лучший перевод. «Парамита» означает «то, что выходит за пределы», или «запредельное», то, что переносит нас на другой берег, берег нирваны. Следовательно, Праджняпарамита – это мудрость, которая преодолевает любую двойственность, мудрость, которая выходит за пределы всех сделанных умом различий и разделений. Это мудрость Просветления, мудрость состояния Будды. Конечно, все буддийские писания до некоторой степени развивают запредельную мудрость, но те, которые напрямую и почти исключительно имеют дело с Совершенством Мудрости, известны как сутры Праджняпарамиты. Они прежде всего сосредоточены на видении всех дхарм как шуньи, выходе не только за пределы объектов и личностей, но и за пределы психофизических процессов, которые составляют эти объекты и личности. Другими словами, Праджняпарамита сосредотачивается на видении реальности во всем, в любое время, в любом месте, во всех обстоятельствах.
Это учение берет начало не в концептуальных уровнях ума, оно не творение интеллекта. Оно происходит из бесконечно более глубокого источника.
Всего существует тридцать пять текстов Совершенства Мудрости, и длина их очень отличается. Первоначально традиция была устной, и потребовалось шесть веков, чтобы записать тексты, фрагмент за фрагментом. Этот период можно разделить на три этапа, каждый из которых длился примерно два столетия, а за ними следовал четвертый, гораздо более длительный этап тантрического развития и комментариев. На первом этапе были созданы два фундаментальных текста – «Аштасахасрика-Праджняпарамита», «Совершенство Мудрости в восьми тысячах строк», и стихотворное сокращение этого же текста, которое известно как «Ратнагуна-самчаягатха», «Строфы накопления драгоценных качеств» – под драгоценными качествами, несомненно, понималось Просветление. Наиболее древняя часть всего этого материала – первые две главы «Ратнагуны-самчаягатхи», развитием которых являются остальные тридцать глав. Эти две главы, которые мы рассмотрим в деталях, могут восходить к первому веку до н. э2.
На втором этапе был создан ряд работ, которые еще более распространили и удлинили ранние тексты, и высшей точкой этого процесса стало создание «Совершенства Мудрости в 100000 строках», то есть в 100000 шлоках3. Традиция гласит, что когда Будда впервые проповедовал эту сутру, она оказалась столь глубокой и трудной, что никто не мог ее понять. Поэтому он отправил ее на хранение в подводное царство нагов, чтобы они берегли ее до того времени, пока не появится человек, который не только поймет ее, но и прояснит ее содержание. Однажды такой человек появился, конечно: им стал великий махаянский святой Нагарджуна (родившийся около 150 г. до н. э.), которому преподнесла текст сутры царевна нагов. Эту сцену часто изображают тибетские художники: Нагарджуна сидит на плоте, который плывет по обширному водному пространству, и своего рода русалка появляется из воды с большой тяжелой книгой, которую передает ему.
Стоит обратиться к символизму этой легенды. «Нага» значит «змея», и почти во всех традициях она символизирует мудрость. На самом деле, Будда довольно подробно говорит об этом в проповеди из Мадджхима-Никаи, где, объясняя загадку, он произносит: «Змея, брат, это имя для брата, который разрушил ашавы»4, – другими словами, для Просветленного ученика. Символический смысл океана также рассматривался Буддой в двух разных ситуациях, описанных в Палийском каноне, и в обеих он уподобляет учение и дисциплину – Дхарма-Винаю – грозному океану, а Архатов – мощным подводным созданиям5.
Точно так же, как драконов или змей не нужно воспринимать буквально, мы можем и принять дух традиции, не обязательно веря, что нагам отдали на хранение настоящий текст. Традиция, утверждающая, что Нагарджуна получил Праджнпарамиту от царя нагов, возможно, предполагает, что он был учеником общины Архатов, которые получили и передали ему не книгу, а учение или реализацию, которая выходила за пределы формального и аналитического подхода к Дхарме, преобладающего в те времена. Составлена самая ранняя из сутр Совершенства Мудрости, как обычно считается, была еще до Нагарджуны.
Однако символизм этой традиции сообщает нам гораздо большее и обращается к нам на гораздо более глубоком уровне, чем может сделать любая разоблачительная интерпретация. В конце концов, океан, помимо того, что это символ глубины трансцендентного мира, в котором Просветленные в самом буквальном смысле живут, движутся и существуют, также представляет собой, можно сказать, бессознательное в юнгианском смысле, а наги, драконы, – это силы вдохновения, поднимающегося из глубин бессознательного. Это учение не берет начало в концептуальных уровнях ума, это не творение интеллекта. Оно происходит из гораздо более глубокого источника – или, можно и так сказать, из бесконечно более высокого измерения, из другого, запредельного измерения сознания.
В дополнение к «Совершенству мудрости в 100000 строках», существует ряд других достаточно длинных версий – в 10000 строках, в 18000 и в 25000 строках. Все они доступны для прочтения на английском, поскольку их на протяжении примерно двадцати лет переводил доктор Эдвард Конзе.
Возможно, к чьему-то облегчению, третий этап создания подобной литературы с 300 до 500 вв. н. э. был периодом сокращений. Как можно себе представить, даже тем, кто жил исключительно монашескими заботами, становилось едва ли возможно изучить этот все более громоздкий свод текстов. Поэтому теперь были созданы несколько коротких сутр Совершенства Мудрости, представляющие учение в значительно сжатом и концентрированном виде. Лучшие творения этого периода – «Хридая» или «Сутра Сердца» и «Ваджраччхедика» или «Алмазная Сутра».
Индийцы любят крайности. Расширив Совершенство Мудрости до 100000 строк, теперь они сократили его до дхарани (магических формул) или мантр, или, в одном случае, до одной-единственной буквы – эта сутра была названа «Сутра Совершенства Мудрости в одной букве». Единственная буква, которая содержит все учение Праджняпарамиты, на самом деле – буква А, по той простой причине, что на санскрите а- – отрицательная приставка, означающая «не» или «нет». (Если вы хотите поставить слово в отрицательную форму, часто достаточно просто добавить а- перед ним). «Манас» значит «ум», следовательно, «не-ум» – это «аманас», «виджняна» значит «сознание», следовательно, «не-сознание» – это «авиджняна» и т. д. Поэтому, согласно «Сутре Совершенства Мудрости в одной букве», шуньяту можно понимать просто как отрицание всех понятий. Абсолютную реальность можно пережить, помещая а-, «нет» перед всем, что вы можете воспринять – включая все буддийские представления, всю буддийскую философию, без исключения. Это подобно «нети, нети» («не это, не это») в традиции Упанишад6.
И, наконец, на четвертом, тантрическом этапе, который расширил границы письменной традиции примерно до 1200 г. н. э., Совершенство Мудрости проявляется как богиня, которой поклоняются различными способами, и с такими ритуальными призываниями или садханами создание этой громадной литературы подошло к концу.
Возможности нашей духовной жизни в качестве буддистов сегодня богаче, чем когда бы то ни было со времен великих монастырей Наланды.
Так как же нам приблизиться к пониманию всего этого? Возможно, полезно будет взглянуть на литературу Совершенства Мудрости не как на серию отдельных работ, а как на единый поток, кристаллизующийся время от времени в большие или меньшие хранилища или структуры, ни одна из которых не исчерпывает содержания этой традиции, но каждая выражает одно и то же фундаментальное прозрение шуньяты. Когда мы приступаем к изучению одного из текстов, традиция советует нам обратиться к комментарию на него. Однако это не обязательно будет простым делом.
На Западе мы склонны к нетерпению – возможно, здоровому нетерпению, с которым критики и ученые спешат поставить себя между читателем и текстом. Комментарии на сутры иногда теряют видение сути целого, погружаясь в мелкие детали, и, в конце концов, не заходят слишком глубоко. Они обычно, по крайней мере, вдвое длиннее – а могут быть и в десять раз длиннее – оригинальной сутры. И, помимо всего этого, добавляются комментарии к комментариям, которые, к счастью, в целом намного короче.
Помимо комментариев на сутры, есть ряд шастр, которые можно включить в литературу Совершенства Мудрости. Шастра – это толкование, написанное великим буддийским учителем или философом и не претендующее на то, чтобы представлять собой слово Будды, как сутра. Например, «(Мула-)Мадхьямакарика» Нагарджуны – это щастра, но ее можно считать и комментарием к литературе Совершенства Мудрости, не построчным, но прочно основывающимся на ней. Среди шастр есть также несколько стихотворных кратких изложений, в которых видны попытки передать темы, затрагиваемые Совершенством Мудрости, в систематическом виде. Все эти шастры, конечно, сопровождаются новыми комментариями. Автор текста дает объяснения ученику, который сохраняет объяснение в виде комментария, а затем передает дальнейшие размышления собственному ученику, который записывает их как комментарий к комментарию.
В конце концов, перед нами оказывается поистине литература гигантского объема. Однако ее нельзя игнорировать. Комментарии очень полезны, поскольку воплощают глубокие размышления над каноническими текстами многих поколений учителей и учеников. Факт заключается в том, что индийские священные тексты не предназначены для индивидуального чтения человеком, который не получает наставлений, – иначе они могут быть неверно поняты. Если честно, лучше уж западному буддисту почитать классику английской литературы, чем книги по буддизму без должного руководства.
Рамакришна часто говорил, что если вы хотите победить армию, вам нужны тысячи орудий и тонны снаряжения, но, если вы хотите совершить самоубийство, хватит и булавки. Подобно этому, если вы хотите обращать к учению и учить других, вам нужны тысячи книг, но, если вы хотите просто продвигаться в своей духовной практике, будет достаточно единственной мантры. Конечно, это крайность – на Западе мы, по-видимому, не столь склонны к крайностям, как на Востоке, – и это сработает, только если вы саддханусарин, человек, полный преданности, а не дхамманусарин, интеллектуального типа7. Дхамманусаринам нужно понимать и принимать множество вещей интеллектуально, прежде чем они смогут обратиться к Прибежищу в Трех Драгоценностях, но саддханусарин может начать очень быстро, с минимума объяснений. Великий Шестой патриарх Китая Хуэйнен просто однажды случайно услышал чтение «Алмазной Сутры» – он был неграмотен – и сразу достиг Просветления. Можно даже сказать, что книги лучше всего читать только после обретения Просветления, или, по крайней мере, после некоторого высшего духовного опыта на вашем счету, так сказать. Я знал гуру, которые шли этим путем и начинали читать тексты, когда уже не нуждались в них лично – они требовались лишь для того, чтобы передавать знание другим.
Если мы хотим изучать эти сутры, нам не только нужна помощь и наставления учителя, нам нужно также положиться на всю кропотливую работу, выполненную учеными-санскритологами, хотя и стоит быть осторожными, чтобы не глотать целиком их ученых выводов. Хотя эти тексты большей частью созданы на санскрите Панини (названном по имени великого санкритского грамматика Панини), «Ратнагуна-самчаягатха» написана на диалекте, в наши дни известном как буддийский смешанный санскрит. Ученые обычно считают, что это был плохой санскрит, санскрит, на котором говорили необразованные люди, не знавшие грамматики. На самом деле, это другая, более богатая форма санскрита, близкая к пракриту, светскому языку того времени («пракрит» значит «естественный», а «санскрит» значит «обработанный» или «очищенный»). Он не придерживается правил санскрита Панини и в действительности гораздо ближе к ведическому санскриту, языку индуистских Вед. Пренебрежительно относиться к буддийскому санскриту, как это делали ученые-брахманы, – то же самое, что Аддисону упрекать Шекспира в неправильности английской грамматики. Шекспир не столь чист и обработан, как Аддисон, конечно, но в Шекспире есть многое – даже чисто с точки зрения лингвистической выразительности – что отсутствует у Аддисона.
Можно было бы подумать, что более обработанный классический санскрит стал бы более подходящим средством для передачи абстрактных идей, чем смешанная форма. Но за этими рассуждениями стоит один вопрос, вопрос, к которому мы вернемся, когда будем более подробно рассматривать отдельные тексты. В какой мере Совершенство Мудрости касается абстрактных идей? Санскрит, даже буддийский санскрит, как замечает Конзе, – это высоко рациональный язык, поддающийся тщательному грамматическому анализу. Другими словами, мы можем вывести значение напрямую из грамматики. Но нужно подходить к этому осторожно и не делать вывода, что, поскольку грамматика текста может помочь нам прояснить рациональный смысл текста, смысл текста, следовательно, рационален.
Это еще одна ловушка для ученых. Несомненно, верно, что большая часть смысла на санскрите теряется при переводе, поскольку мы утрачиваем видение корней слов. Простой пример: если мы переводим «джняна» как «знание» и «праджня» как «мудрость», мы видим, что на самом деле оба эти слова происходят от корня «джня». Некоторые склонны предполагать, что глагольные корни, от которых образованы основные слова или словосочетания, представляют собой некую примитивную, даже изначальную, интуицию относительно природы существования, которая впоследствии получила отражение в словах. Некоторые ученые, по-видимому, полагают, что слова первоначально использовались с очень глубоким значением, которое впоследствии было постепенно утрачено человечеством, но мудрецы, подобные Будде, использовали слова согласно их первоначальному первозданному значению.
Конечно, мы не можем принять подобного рода лингвистическую теософию, не рассмотрев ее более внимательно. Вероятно, если говорить прямо, можно сказать, что люди просто склонны злоупотреблять словами. Едва ли стоит делать вывод, что мы непременно поймем точно, что имел в виду Будда, обратившись к первоначальным индоевропейским корням слов, которые он использовал. Это бы означало, что Будда знал смысл этих корней, а это маловероятно.
Кроме того, изучив тщательно определенные специальные значения основных буддийских терминов, легко получить представление, что сам Будда тщательно определил эти термины с самого начала. На самом деле, если возвратиться к палийским суттам, мы обнаружим, что довольно много терминов используется не в специальном значении, некоторые из них получают четкое определение лишь через столетия. Когда доходит до перевода этих специальных буддийских терминов, нам нужно также понимать, что они значат в различных контекстах. Ни для одного единственный английский эквивалент не принесет пользы. Например, «закон» иногда может заменить «дхарму», но только если мы не будем принимать в расчет множество смыслов, которые слово «закон» имеет в английском.
Этот принцип применим даже к шуньяте, центральному понятию Праджняпарамиты. Есть две палийские сутты под названием «Большая и меньшая проповеди о пустоте»8, в которых записаны учения исторического Будды о шуньяте, и в них Будда использует слово «пустота», чтобы говорить в общем смысле об отсутствии «самости» (атмана) у различных объектов. Но именно ученые Махаяны отточили и развили это понятие, сначала определив шуньяту более строго как отсутствие «свабхавы», «самосуществования» или «самобытия», а не просто «самости», а затем применив это отсутствие «самобытия» в более широком смысле ко всем возможных объектам, и в особенности к дхармам, которые Абхидхарма считала минимальными элементами феноменального существования.
Развитие полностью соответствовало сохранению смысла первоначального учения Будды. На самом деле, в Палийском каноне есть отрывки, которые подтверждают вывод, что все учения Совершенства Мудрости были продолжением и развитием учений исторического Будды. Исследователи нашли учения, записанные в «Сутта-нипате», одном из старейших текстов Палийского канона, которые оказались очень близки Совершенству Мудрости9.
Именно таким путем развивается религиозная традиция. Будда во многом был скорее родоначальником, а не основателем, который заложил ее раз и навсегда. Все учения присутствуют в Палийском каноне, но за одну жизнь – даже за жизнь Будды – невозможно раскрыть все их смыслы. Не то чтобы родоначальник мог разработать определенные общие принципы мышления, проживи он достаточно долго – скажем, два или три столетия. На самом деле, эти принципы вообще нельзя развить теоретически – их можно только выработать отдельными личностями в ходе их духовной практики. Поскольку разные личности накапливают живые духовные принципы согласно своим различным природам, качествам и ситуациям, они могут привносить аспекты и области применения этого принципа, которые не мог выработать родоначальник лишь потому, что его ситуация была другой.
Если взять среднего последователя Будды во времена его жизни, его духовные воззрения могли быть достаточно широки, но его интеллектуальные горизонты оставались довольно узкими. Должно быть, у него было мало интеллектуальных сомнений и вопросов, а если и были, они были относительно просты, так что он мог следовать духовному пути всем сердцем. Но по мере развития цивилизации в Индии, улучшения зарубежных торговых связей и роста империй, по мере усложнения социальной и экономической жизни люди, естественно, начали задавать более сложные вопросы. Ответом буддизма на эти исторические изменения стала Махаяна. По мере того, как многие и многие люди развивали различные аспекты первоначального учения, духовная традиция в целом становилась богаче и разностороннее.
Это значит, что Махаяна возникла не потому, что группа людей сознательно решила основать новую буддийскую школу. С другой стороны, не значит это и то, что Махаяна представляет собой исключительно духовное открытие: это отдельный вопрос, хотя связь между ними и существует. Духовное видение, а также принципы его применения в более широком смысле, сосредоточены в учениях исторического Будды. Однако нюансы, тонкости, оттенки его следствий можно обнаружить лишь спустя столетия и тысячелетия. В каком-то смысле, нам повезло, что мы живем спустя два тысячелетия после Будды. У нас есть не только Будда, у нас есть все учителя, следовавшие за ним, и мы можем читать все его учения на родном языке. Возможности нашей духовной жизни в качестве буддистов сегодня богаче, чем когда бы то ни было со времен великих монастырей Наланды. И среди этих богатств ни одно не сравнится со сверкающим и пронзительным сиянием Праджняпарамиты.
В такой книге, как эта, мы можем лишь коснуться этого обширного вопроса. Если мы подлетим слишком близко к солнцу, мы обгорим, ослепнем и рано или поздно сгорим, но если мы будем держаться на почтительном расстоянии, мы будем видеть все в его свете и чувствовать его тепло. Так и с Праджняпарамитой. Если мы сохраним почтительное расстояние между нею и нами, мы сможем почувствовать сострадательность этих учений. Мы сможем даже обрести понимание запредельной мудрости, о которой в них говорится. И однажды, возможно, мы будем готовы попасть прямо в сердце солнца, стать с ним единым. В этот момент мы умрем духовно – и в то же время будем живы духовно, как никогда раньше.