Под Хинаяной понимается та форма буддизма, которая преобладает в Шри-Ланке, Бирме, Таиланде, Камбодже и Лаосе. Ее литературной основой являются тексты Палийского канона. Несмотря на его популяризацию на Западе в работах нескольких поколений востоковедов, термин Хинаяна в целом по-прежнему не принимается последователями этой школы, многие из которых в наши дни предпочитают говорить о своей принадлежности к Тхераваде, «школе старейших». Как мы видели в завершающей части первой главы, более консервативное крыло Сангхи разделилось в течение столетия, последовавшего за решающим разрывом, имевшим место на Втором Соборе, Соборе Вайшали, или связанном с ним, на ряд школ, одной из которых стала Тхеравада. Действительно ли форма буддизма, теперь преобладающая в Шри-Ланке, Бирме и остальных так называемых тхеравадинских странах, восходит к этой древней школе, далеко не столь очевидно, как в это верят жители эти стран. Однако по направленности этой школы мы можем, так или иначе, по крайней мере, предположить с уверенностью, что она берет начало от одной из школ Хинаяны и как единственный сохранившийся ее представитель может до некоторой меры справедливо продолжать использовать определение, изначально относящееся к группе в целом. Под Махаяной имеется в виду форма буддизма, процветающая в Непале, Тибете, Монголии, Японии, Корее, некоторых частях Центральной Азии. Ее литературная основа – многочисленные тексты Китайского и Тибетского священных канонов, большая часть которых – переводы с санскритских оригиналов, которые в девяти случаях из десяти не сохранились. Полная монгольская версия Тибетского канона и японская версия Китайского канона, в каждой из которых сохраняется дополнительный ряд местных материалов, менее важны. С исторической точки зрения школы и разновидности Махаяны, составляющие, вероятно, примерно сотню различных ветвей материнского ствола, являются духовными потомками махасангхиков или последователей «Великого Собрания», представляющих более позитивное крыло Сангхи во времена Собора в Вайшали.

Несмотря на тот факт, что некоторые ученые, обманутые чисто интеллектуальными критериями, на том основании, что в их учении мало отличительных черт Махаяны, настаивали на причислении махасангхиков и их последователей к Хинаяне, мы предпочитаем следовать махаянской традиции, которая, применяя критерий не тождественности доктрины, а непрерывности духовной жизни, всегда относила их к Махаяне. Какой путь более соответствует принципу, обоснованному в последнем разделе, и, следовательно, истине буддизма, читатель может решить сам. По крайней мере, никто не может отрицать того, что махасангхики и их непосредственные ответвления более не существуют как независимая школа, поскольку та маленькая группа отличительных доктрин, которая выдержала самые яростные попытки научного отсеивания и все еще приписывается ей, была принята и развита не какой-то школой, приписываемой Хинаяне, а исключительно школами, принадлежащими к Махаяне. Каковы были эти школы и чему они учили – и все еще учат, поскольку в отличие от школ Хинаяны, они не завяли, как осенние листья – мы увидим в третьей главе. В данной главе нас, прежде всего, интересует общая природа конфликта между Хинаяной и Махаяной – поскольку на интеллектуальном уровне конфликт, несомненно, существовал и все еще существует, – а не те усложнения, которые были обусловлены особенностями той или иной отдельной школы Хинаяны или Махаяны. Во-вторых, нас интересует то, что можно назвать «основой Махаяны», принципы, общие для всех махаянских школ, равно как доктрины и методы, описанные в первой главе, составляющие то, что можно назвать «основой буддизма», и общие для всех без исключения буддийских школ.

В то время как термин Махаяна означает буквально Великий Путь или Высшая Колесница, буквальное значение Хинаяны – Малый Путь или Низшая Колесница. Исходя из природы различия, подразумеваемого этими названиями, которым существует ряд менее уничижительных альтернатив в санскритских текстах, можно легко сделать вывод не только о том, что они берут начало от махаянистов, но и о том, что они были нацелены на характеристику различия, которое явственно ощущалось. Слово яна, хотя оно, по всей вероятности, никогда не использовалось в его более позднем, техническом смысле самим Буддой, было известно всем школам раннего буддизма. Все они признавали существование трех ян – шравакаяны, пратьекабуддаяны и бодхисаттваяны, обозначающих путь, колесницу или «карьеру» (по крайней мере, последнее – самый подходящий эквивалент) ученика, «частного» Будды и Бодхисаттвы. Упоминания об этих трех классах последователей и соответственных «колесницах» (как, следуя известной притче, мы в целом переводим это слово) встречаются очень часто почти во всех писаниях Махаяны, комментариях и пояснениях. Под шравакой (на пали савакой, «слушателем») или учеником понимается тот, кто достиг любой из четырех ступеней святости, ведущих к Архатству и включающих его, лишь «услышав», то есть, так сказать, узнав о Запредельном Пути от Будды или его ученика. Пратьекабудда (паччекабуддха на пали), напротив, обретает Архатство, будучи совершенно независимым от внешних опор; живя не только без учителя, но и без учеников, он не предпринимает попыток поделиться с другими приобретенным самостоятельно знанием пути к Нирване. Поэтому его обоснованно называют «индивидуальным», «частным», «одиноким» или «безмолвным» Буддой. Бодхисаттва (бодхисатта на пали) – это тот, кто стремится к обретению Высшего Просветления (в буквальном смысле слова) не только ради собственного блага, но и ради блага всех живых существ. Его путь охватывает сотни и тысячи рождений, в каждом из которых он готовит себя к великому достижению практикой Шести Совершенств в героических масштабах. В своем последнем человеческом рождении он обретает Просветление, как и пратьекабудда, без руководства учителя, но, вместо того, чтобы насладиться «сладким, но эгоистичным покоем в тихих дебрях», он поднимается со своего сидения у подножия дерева бодхи и становится Учителем Богов и Людей. Поскольку цель бодхисаттваяны – достижение высшего Состояния Будды, она также известна как буддаяна или татхагатаяна.

Согласно палийским писаниям, Будда не видел сущностного различия между собственным Проникновением и Проникновением своих учеников; единственным различием было относительное первенство или вторичность обретения. Упоминания о состоянии пратьекабудды редки. Однако в глазах ранних буддийских школ эти различия были гораздо значительнее, и состояние Архата, пратьекабудды и Высшее Состояние Будды постепенно стали считаться тремя различными и независимыми друг от друга духовными идеалами. Как только они были разделены подобным образом, сразу же появилась соответствующая разница во мнениях относительно того, какому из трех следовать. Тхеравадины отсылали к тому, что бодхисаттваяна – не универсально действующий идеал, а лишь описание пути, которому следуют Татхагаты, чье появление во вселенной – чудесное и редкое явление. Они утверждали, что Будда учил только пути Архатства и что за исключением крайне бесконечно малого числа существ, способных на Высшее Просветление, все буддисты должны следовать этому пути и только ему. Однако сарвастивадины считали все три идеала одинаково достоверными: некоторые буддисты следуют одному, некоторые другому, а разница в путях возникает в силу разницы темпераментов. Пытаясь объяснить природу этого различия темпераментов и причины его существования, сарвастивадины столкнулись с рядом доктринальных трудностей, которые вместе с проблемами подобного рода унаследовали махаянисты, в конце концов, разрешившие их простым способом – приняв точку зрения, с которой в них больше не было никакого смысла.

Кстати, любопытно, но есть, по крайней мере, один известный современный сторонник буддизма Тхеравады, который, что не так уж неестественно, оказался впечатлен возвышенностью идеала Бодхисаттвы и проповедовал под именем чистого буддизма определенно сарвастивадинское учение о равной достоверности всех трех идеалов. Этот факт примечателен, поскольку он предполагает, что обычное тхеравадинское учение не требует полного соответствия даже своим собственным палийским писаниям. В отличие и от тхеравадинов, и от сарвастивадинов, махаянисты энергично отстаивали универсальное значение бодхисаттваяны, утверждая, что каждый буддист должен стремиться к Высшему Состоянию Будды. Путь ученика и «частного» Будды, считали они, ведет к освобождению лишь одного человека, чисто индивидуальному Просветлению, то есть в их глазах узкому, а даже эгоистичному идеалу. Напротив, путь Бодхисаттвы, хотя несравненно более трудный, вел, в конце концов, к освобождению бесчисленных живых существ, к Вселенскому Просветлению, он представлял собой идеал безграничного альтруизма, несомненно, самый высший и благородный идеал из всех. К янам ученика и «частного» Будды, поскольку они были ограничены в масштабе, был применен эпитет хина, означающий «низший», «малый» или «худший», к идеалу Бодхисаттвы, неограниченному в масштабе, – эпитет маха, «высший», «великий» или «лучший». Так появились термины Хинаяна и Махаяна, отражающие фундаментальный антагонизм, который существует между духовными идеалами двух главных ветвей буддизма, между идеалами, так сказать, индивидуального просветления, с одной стороны, и Вселенского Просветления – с другой.

Однако не стоит упускать из виду или забывать того, что было сказано в последнем разделе относительно возможности существования противоположных учений, ведущих к одной и той же запредельной реализации. Хотя их оппоненты неизменно оставались слепы и не видели этого третьего, высшего измерения проблемы, махаянисты в целом ясно и вполне определенно помнили о нем, утверждая, как красноречиво сказано в «Саддхарма-пундарика-сутре», одном из самых влиятельных и важных текстов среди всех писаний Махаяны, что «во всей вселенной нет и двух колесниц, не говоря уже о третьей»^¹. Это знаменательное учение о тождестве на запредельном плане всех трех ян «Саддхарма-пундарика-сутра» разъясняет с помощью яркой притчи, хорошо известной на всем Дальнем Востоке. Благословенный, сидя на Скале Коршунов посреди «огромного, как океан» собрания Архатов, Бодхисаттв, богов, царей нагов и демонов и их последователей, как изображается, обращается к старейшему Шарипутре:

«Шарипутра! Предположим, что в (некоем) царстве, городе или деревне есть великий старейшина, старый и больной, бесконечно богатый, владеющий многими полями, домами, рабами и слугами. Его дом просторен и велик, но в нем лишь одна дверь, и многие люди проходят через нее, сотня, две, даже пять сотен. Его передняя и залы пришли в упадок и состарились, стены разрушаются, основания колонн прогнили, балки и стропила угрожают упасть. Повсюду одновременно загорается огонь, и дом объят пламенем. Сыновья старейшины, скажем, десять, двадцать или даже тридцать, внутри жилища. Старейшина, видя, что дом со всех сторон пылает, очень пугается и рассуждает так: «Хотя я могу безопасно выйти через эти врата горящего дома, но мои сыновья в горящем доме погружены в приятные удовольствия и ничего не понимают, не знают, не ведают удивления или страха. Хотя огонь теснит их, и боль и страдание неизбежны, они не думают о страхе и не стремятся избегнуть его».

Шарипутра! Этот старей шинаразмышляет так: «Моетелоичленысильны. Выгнать ли мне их из дома с помощью цветочного горшка, скамьи или стола?» И снова размышляет: «В доме лишь одни врата, к тому же они узки и малы. Мои дети юны. Еще ничего не зная и будучи привязаны к месту игр, они могут случайно упасть в огонь и сгореть. Я должен сказать им об этом ужасном событии (предупредив их), что дом горит, что они должны немедленно выйти, если не хотят сгореть и пораниться в огне». Подумав так, он, согласно своим мыслям, зовет детей: «Быстро выходите, все вы!»

Хотя их отец, жалея их, увещевает и манит их ласковыми словами, дети, радостно погруженные в игру, не хотят верить ему, не удивляются и не боятся, даже не думают о том, чтобы бежать, более того, они не знают, что за огонь (он имеет в виду), что значит дом, что он имеет в виду под утратой: они только бегают взад и вперед, играючи, и больше не смотрят на отца. Тогда старейшина думает так: «Этот дом охвачен пожаром. Если я и мои дети сейчас же не покинут его, мы, несомненно, сгорим в нем. Теперь мне надо с помощью какой-нибудь уловки заставить детей избегнуть этой участи». Зная, к чему предрасположен каждый ребенок, все различные манящие игрушки и любопытные вещицы, на которые он, согласно своей природе, откликается с радостью, отец говорит детям: «Там есть редкие и драгоценные вещи для вашего развлечения – если вы не пойдете и не возьмете их, потом будете жалеть. Так много тележек, запряженных козами, оленями и волами ждут вас за дверью для игры! Выходите быстро из этого горящего дома, и я дам вам все, что пожелаете!» Тогда дети, услышав о манящих игрушках, упомянутых их отцом, поскольку они соответствуют их желаниям, все до одного, жадно толкаясь и обгоняя друг друга, выбегают из горящего дома.

Тогда старейшина, видя, что дети благополучно избегли огня и все на поле, больше не испытывая замешательства, а ощущая умом легкость и восторженную радость, садится на открытом месте. Тогда каждый ребенок говорит отцу: «Отец! Пожалуйста, дай нам теперь все те игрушки, которые ты нам обещал, повозки, запряженные козами, оленями и волами». Шарипутра! Старейшина дает каждому из детей большую повозку, удобную и просторную, украшенную драгоценностями, окруженную боковыми сиденьями, увешанную с четырех сторон колокольчиками, покрытую занавесями, прекрасно украшенную различными редкими и драгоценными вещами, увитую рядами драгоценных камней, увешанную гирляндами цветов, мягко устеленную прекрасными коврами и снабженную розовыми подушками. В нее запряжены белоснежные волы прекрасной наружности и огромной силы, ступающие равномерно со скоростью ветра, а охраняют ее многие слуги и спутники. Почему? Потому что этот великий старейшина бесконечно богат, а его сокровищницы ломятся от драгоценностей. Поэтому он думает так: «Поскольку мои владения безграничны, я не должен давать своим детям худшие, маленькие колесницы. Все мои дети – мои сыновья, и я люблю их одинаково. Поскольку у меня есть эти огромные повозки, сделанные из семи видов драгоценностей, бесконечные числом, я в равной мере наделю ими каждого, не выказывая никому предпочтения. Почему? Потому что, даже если бы я раздал их всему народу, я бы не испытал в них недостатка, – что уж говорить о моих детях!» Тем временем каждый из его детей катается на этой большой колеснице, получив то, чего у него никогда не было и что он никогда не надеялся иметь»^².

Каждая деталь этой великой притчи, пересказанной в гатхе или стихотворной части текста еще в более красноречивом стиле, наделена особым смыслом и открывается лишь при терпеливом и вдумчивом изучении. Богатый старейшина, как подробно объясняется в самой сутре, – это, конечно, Будда. Горящий дом с его пришедшими в упадок старыми залами и комнатами – различные измерения феноменального существования, преходящие и охваченные огнем жадности, ненависти и омрачений. Безрассудные мальчишки, радостно погруженные в игру, – это живые существа, а обещанные повозки, запряженные козами и оленями, – колесницы учеников и пратьекабудд, в то время как великолепно украшенные повозки, запряженные волами, в которых со временем садятся все дети, – Великая Колесница, Колесница Бодхисаттв. Хотя с точки зрения Метода сутра признает существование трех колесниц, с точки зрения Учения она признает только одну. Различия в янах – это прием, необходимый, поскольку с точки зрения относительной истины, существа обладают различными склонностями, однако на уровне абсолютной истины, где не существует и самого различия между существами, не встает вопроса о различении темпераментов и колесниц. Подобно «Сатипаттхана-сутте» Палийского канона, «Саддхарма-пундарика-сутра» учит, что, выражаясь словами первой, есть «лишь один путь… очищения существ, преодоления печали и стенаний, разрушения страдания и горя, обретения верного пути, достижения Ниббаны». Этот «единый путь» (экаяна) заключается, согласно палийскому тексту, в развитии осознанности по отношению к телу, особенно в процессе дыхания, к чувствам, будь они приятны, болезненны или нейтральны, к мыслям, омраченным или не омраченным жадностью, ненавистью и невежеством, и к дхаммам, то есть ко всему корпусу концептуальных формулировок учения, таким, как доктрины о пяти «охапках», семи компонентах Просветления и Четырех благородных истинах. Первые три основы для развития осознанности совпадают не только по сути, но и в деталях, с Медитацией, второй ступенью Пути, а четвертая основа в целом тождественна Мудрости, третьей ступени. Нравственность, первая из трех ступеней, не упоминается открыто в этой четырехчленной схеме духовной тренировки, поскольку, очевидно, она негласно считалась неотъемлемым требованием для начала всех упомянутых практик. Как мы увидим в четвертой главе, шесть совершенств, которые практикует Бодхисаттва, – расширенная версия трех ступеней Пути, который проходит Архат – не духовный индивидуалист традиции Хинаяны, а подлинный Архат, равный самому Будде по запредельной реализации, как это отражают учения Мастера, сохранившиеся даже в многократно переработанных текстах тхеравадинского Палийского канона. Школы Махаяны учат, равно как и сам Будда, что в абсолютном смысле есть лишь один путь, одна колесница к Просветлению, что все низшие пути, чье существование обусловлено индивидуальными особенностями отдельных темпераментов, со временем сливаются в единый путь, не имеющий отклонений, широкий и прямой, ведущий к граду Нирваны.

Не только притча о Трех Колесницах, но и все учение «Саддхарма-пундарика-сутры», дошедшей до наших дней литературной редакции одного из старейших документов течения Махаяны, может, по сути, считаться внешним видимым знаком того, что является внутренним духовным возвращением (или скорее новым утверждением, поскольку махаянисты никогда не теряли его из виду) к запредельной сущности Дхармы, преподанной Буддой и воплощающей мощный протест против неспособности хинаянистов подняться над противоречиями, присущими любому чисто интеллектуальному подходу. Если не опираясь на принципы, бегло описанные в последнем разделе, и, следовательно, по сути, отрицая все запредельное содержание Дхармы, мы неизбежно придем к заключению, что Махаяна, а не Хинаяна – главный канал течения тех могучих вод, о которых говорят, что, равно как океанские воды обладают единым вкусом, вкусом соли, так и они одного вкуса, вкуса освобождения, жизнетворных вод Истины, преподанной Буддой.

1 В. Е. Сутхилл, «Лотос чудесного Закона», Оксфорд, 1930, с. 69.

2 Там же, с. 86-89. См. также «Тречленная лотосовая сутра», Нью-Йорк – Токио, 1975, с. 85-87.

Обзор буддизма: Хинаяна и Махаяна

Обзор буддизма: Хинаяна и Махаяна, Сангхаракшита.

Скачать бесплатно книгу на PDF: «Обзор буддизма: Хинаяна и Махаяна»