Всем нам присуще желание изменяться, расти, эволюционировать. Именно это и означает быть человеком. И все же, как мы видели, эволюция сознания – это не автоматический процесс. Как знает каждый, кто когда-либо испытывал желание измениться, поддерживать стремление сделать это трудно. Какое бы вдохновение мы не испытывали временами, мы скорее всего обнаруживаем, что поддерживать это вдохновение или перевести его в постоянные усилия по достижению большей осознанности к себе почти невозможно.

Почему это происходит? Причина в том, что мы – это не столько «я», сколько последовательность «я», а иногда и узел «я». Мы не объединенное, постоянно действующее «я», а целый ряд «я», борющихся за превосходство, и лишь одно из них берет верх в любой момент времени. Это объясняет, почему нам так часто не удается сделать то, что мы решаем сделать. Например, за решением встать рано утром стоит предположение о том, что тот человек, который принимает решение, и тот, который приведет его в исполнение, – это один и тот же человек. Однако когда мы просыпаемся, мы чаще всего обнаруживаем, что за ночь на пост заступило другое «я», «я», у которого нет намерения вставать, ему скорее нравится поваляться с утра. И вот мы лежим, смутно припоминая решение, принятое вчера, и гадаем, что стало с нашей решимостью.

Следовательно, становление личности – это процесс обретения целостности. Так или иначе нам придется найти способ объединить различные «я», существующие внутри нас, объединить все наше существо, сознательное и бессознательное, интеллектуальное и эмоциональное. Наряду с этим объединением, которое можно назвать «горизонтальным», мы также должны достичь «вертикального» объединения: единства с нашим собственным нереализованным высшим потенциалом, которое достигается, когда мы позволяем себе ощутить собственные высоты – и собственные глубины. Размышляя о буддийской жизни в таких понятиях, мы можем увидеть, что преданность соблюдению этических наставлений помогает нам жить таким образом, чтобы мы говорили именно то, что думаем, а делали, то, что намеревались сделать; другими словами, мы развиваем целостность. Традиционная буддийская практика внимательности во всех своих формах также развивает целостность наших многочисленных «я», поскольку мы прикладываем усилия к тому, чтобы постоянно поддерживать осознанность во всех делах повседневной жизни. А медитацию можно описать, как непосредственный метод обретения целостности.

Во-первых, она способствует «горизонтальному» объединению, поскольку наши разрозненные «я» постепенно собираются вместе посредством сосредоточения на объекте концентрации. Далее, на основе этого горизонтального объединения мы можем начать практики медитации, на протяжении которых мы размышляем о высшей истине и все больше переживаем ее в процессе «вертикального» объединения. Практики поклонения и изучение Дхармы также помогают нам продвигаться в этом виде вертикального объединения.

Но даже если мы осознали необходимость развивать осознанность во всех смыслах этого слова и, возможно, начали попытки такого развития посредством описанных методов, это не обязательно означает, что мы будем развиваться в верном направлении. Есть опасность того, что вместо этого мы разовьем то, что я называю осознанностью отчуждения. В наш переходный век, когда не существует прочных, общепринятых ценностей, на которых мы можем основывать свою жизнь, многие люди теряют любое устойчивое ощущение личности. Кроме того, многие люди привыкли подавлять свои телесные ощущения, особенно те, что связаны с сексом, и негативные эмоции, чтобы почувствовать то, что, как им сказали, они должны чувствовать, а не то, что они чувствуют на самом деле. Поэтому, по ряду причин, многие из нас обнаруживают, что они не способны или не желают ощущать себя, особенно свои чувства и эмоции. В результате, когда мы пытаемся развивать осознанность, мы можем осознавать себя, на самом деле не ощущая себя. В каком-то смысле мы осознаем то, что не ощущаем себя, осознаем, что мы не здесь.

Эта неспособность ощутить себя ужасна, потому что склонна создавать трещину между сознательным и бессознательным, между той частью себя, которую мы позволяем себе постоянно ощущать, и той частью, которую мы бессознательно решили не ощущать и которую, следовательно, ощущаем лишь периодически и частично, если вообще ощущаем.

Но, если мы отказываемся ощущать определенную часть себя, это не означает, что та часть, о которой идет речь, прекращает свое существование. Возможно, она не признана нами, но, тем не менее, она очень жива, и не только жива, но и наносит нам удары. Так или иначе, она даст нам почувствовать свое присутствие, обычно в обличье настроений. Внезапно мы чувствуем депрессию, или гнев, или беспокойство. Кажется, что настроение взяло над нами верх, и мы на самом деле не понимаем, почему. Иногда мы так и говорим: «Сегодня я чувствую себя не в своей тарелке» или «Не знаю, что на меня нашло сегодня», – как будто мы почти чувствуем, что, пока мы в таком настроении, мы – это кто-то другой.

К несчастью, болезненное состояние осознанности отчуждения в прошлом усугубили некоторые духовные учителя Востока, которые делали разные утверждения, не приняв в расчет различия между современной западной ментальностью и традиционным восточным взглядом на вещи. Буддийские учителя, к примеру, и многие из их западных учеников, как известно, утверждали, основываясь на авторитете учения Будды об анатте, что у нас нет «я» или что «я» – это иллюзия. Индуистские учителя, между тем, скажут вам, что вы – не тело, не ум, не ваши чувства, эмоции или мысли; вы, на самом деле, Бог.

Подлинная осознанность, целостная осознанность, развивается, когда мы учимся ощущать себя более полно, относиться более осознанно к тому, что мы переживаем в своем физическом теле и в своих ощущениях и эмоциях, особенно тех эмоциях, относительно которых мы предпочитаем считать, что мы их не испытываем. Одна из самых простых, но очень важных функцийсангхи – в том, чтобы создать безопасную атмосферу, в которой мы можем открыться перед другими и – поскольку наши переживания признаются другими – постепенно научиться признавать их самим в большей мере.

Еще одна вещь, в которой очень большую роль играет сангха, – это помощь нам в том, чтобы мы начали осознавать, что происходит. Очевидно, нам очень сложно сказать, есть ли у нас те аспекты нашего опыта, которые мы не позволяем себе осознавать, поскольку проблема заключается в недостатке осознанности как таковой. Но наши духовные друзья зачастую могут увидеть, что происходит, лучше, чем мы сами, и найдут способ – добрый и дружелюбный, – чтобы привлечь к этому наше внимание. И, конечно, мы можем сделать то же самое для них.

Когда мы обсуждаем все это, неизбежно возникают определенные вопросы. Если осознанность заключается в переживании себя, что тогда понимается под словом «себя»? Тождественно ли это «я» сознанию? Какова связь между «я» и личностью? Это две разные вещи или одно и то же? И, опять же, что такое личность – и где в игру вступает эго? Обо всем этом говорилось немало в духовных традициях мира, в контексте философии, как древней, так и современной, и современной психологии. Это, в каком-то смысле, вариации самого главного вопроса: «Кто я?»

Я не собираюсь предложить вам обсуждение в этом контексте природы «я», хотя этот вопрос, определенно, интересен и важен. Здесь я просто хочу заметить несколько слов о терминологии. Все эти слова – я, личность, индивидуальность, эго – используются довольно свободно, но на самом деле очень важно, что они означают. Вопросы наподобие «Что такое «я»? – не просто проблема семантики, не просто игра слов. Или, скорее, это на самом деле вопрос семантики, но семантика оказывается делом величайшей практической важности, даже в духовной жизни.

Не кто иной, как Конфуций, подтверждает важность семантики. В Китае его дней (примерно во времена Будды) были сотни, даже тысячи, маленьких государств, каждое из которых управлялось князем или принцем, и, конечно, некоторыми из них управляли лучше, чем другими, что давало повод правителям, склонным к философии, к определенным размышлениям и совещаниям с мудрецами по поводу того, как лучше реформировать государство. Однажды Конфуция спросили: «Если кто-то хочет создать идеальное государство, с чего, прежде всего, нужно начать?» (Конечно, западные мудрецы, такие, как Платон и Томас Мор, также занимались этим вопросом). Легко представить, о каких вопросах начинало думать большинство людей: об обороне, государственных доходах, сельском хозяйстве, образовании, законах – даже, с натяжкой, о религии или культуре. Но Конфуций ответил: «Уточнение терминов»⁵³. Это нужно сделать в первую очередь. Вам нужно начать с того, чтобы быть точным в том, о чем вы говорите, определив термины; если вы это сделаете, приказы будут точны, а действия будут давать результаты.

Этот совет важен не только в отношении реформирования государства, но и в отношении реформирования себя. И совет Конфуция особенно уместен для нас, живущих на современном Западе. Нам дают так много советов на выбор. Есть множество духовных учителей, и все они используют похожий язык, – но используют, чтобы вести вас в противоположных направлениях. Один из них может посоветовать вам просто спрашивать себя: «Кто я?» И ничего более. Когда вы говорите, спрашивайте себя: «Кто говорит?» Когда слушаете, спрашивайте: «Кто слушает?» Когда думаете, спрашивайте: «Кто думает?» Когда вы ощущаете что-нибудь, объект не имеет значения, заботьтесь только о субъекте и спрашивайте себя: «Кто это ощущает?» Идея в том, что вы просто продолжаете снова и снова прокручивать эти вопросы в уме.

Но другой, столь же авторитетный учитель, говорит: «Нет, отбросьте все мысли о «я». Это чистая иллюзия. Именно когда мы спрашиваем себя: «Кто я?», – и начинаются все беды». А потом еще один авторитет говорит: «Осознайте великое я, узрите, что ваше подлинное я – это Бог, что вы – это великое я, которое есть Бог». А кто-то еще настаивает, что вам нужно спуститься на землю и продолжать жить своей жизнью, быть собой, развивать собственную индивидуальность, делать свое дело, развивать себя снизу вверх. А потом кто-то еще говорит: «Нет, ты должен вырвать эго с корнем, взорвать его динамитом, если необходимо». Один известный британский буддист однажды сказал на лекции, что вам нужно вырезать огромные кровоточащие опухоли «я», чтобы облегчить себе путь к духовному восхождению.

Так мы можем прийти в замешательство относительно того, что является самым фундаментальным вопросом. Мы не знаем, кому верить, поэтому мы не знаем, что делать с самым основным и в то же время самым несовершенным аспектом нашего переживания. Когда мы пытаемся уловить его, мы обнаруживаем, что мы лишь смутно осознаем, что есть нечто такое, что мы называем «я», называем это «мной». Нам вполне ясно – по крайней мере, большую часть времени – что здесь что-то есть, как это ни назови, и, по-видимому, это нечто, которое мы называем «собой» или «мной», – это то же, к чему относятся такие слова, как эго, самость и так далее. Но что такое это нечто, вокруг которого мечутся все наши переживания? И что нам нужно с этим делать? Мы, вероятно, обнаружим, что по этому вопросу нет четкого согласия. Но переживание «меня» или «я», несомненно, наличествуют, даже если их не должно быть. Даже если мы говорим себе, что мы только «думаем», что оно здесь, что на самом деле его не существует, все же есть мысль, какой бы искаженной она ни была. Если мы хотим впасть в еще большее замешательство, можно даже подумать о том, что мы только думаем о том, что думаем, что это есть (то есть что наши мысли просто пытаются поймать самих себя за хвост).

Однако практический вопрос остается: что нам делать с чем-то, что мы называем «я» (или с мыслью о «я», потому что в итоге все сводится к тому же)? Должны ли мы развивать его, возвышать его, идеализировать его или отвергнуть его? А если мы собираемся отвергнуть его, должны ли мы искоренить его, игнорировать или подрывать изнутри? Или мы должны просто наблюдать его мягко и настойчиво, пока не увидим, что на самом деле ничего нет? Пока мы не решим этот вопрос, наша духовная жизнь более или менее стоит на месте.

Я рискну предположить, что политическое решение Конфуция – уточнение терминов – можно применить, чтобы найти выход из этого духовного тупика. Такие слова, как «я», личность, индивидуальность и эго, обладают несколько двойственным значением. Каждое из них можно или развивать, или искоренять, в зависимости от смысла, в котором используется слово. На самом деле, мы можем вычленить эти двойственные значения в отдельных словах, чтобы иметь возможность более четко определить, что нужно развивать, а что искоренять. Таким образом, есть подлинная индивидуальность и ложная индивидуальность, высшее я и низшее я, личность и индивидуальность, управление эго и эгоцентризм.

Но что лежит в основе различия между позитивными и негативными интерпретациями этих терминов? Если мы вернемся к вопросу об «осознанности отчуждения», мы увидим, что она появляется лишь по одной причине – в силу неспособности ощущать себя, особенно свои чувства и эмоции, и, что важнее всего, негативные чувства и негативные эмоции.

С практической точки зрения нам не нужно беспокоиться о реальности «я» или его отсутствия, реальности человека в каком бы то ни было метафизическом смысле. Мы осознаем себя, и, без сомнения, таково наше переживание. Задача, стоящая перед нами, – прояснить и усилить это переживание осознанности по отношению к себе, развивать высшее «я», подлинную индивидуальность и управляемое эго, и стать целостной личностью.

Следовательно, такова основа для проведения различия между отрицательными и положительными словоупотреблениями терминов «я», личность, индивидуальность и эго. Они относятся к степени целостности или объединения. Подлинная личность целостна, ложная – нет. Первую следует развивать, от второй – избавляться. То же самое справедливо по отношению к высшему «я» и низшему «я», личности и индивидуальности, управляемому эго и эгоцентризму. Первое в каждой паре этих выражений относится к переживанию, которое мы пытаемся развивать посредством духовной практики: переживанию «я» или «меня». Юнг хорошо дает понять это в следующем определении «я» (суммированном одним из его учеников): «Самость по определению содержит весь спектр качеств личности, от ее самых индивидуальных черт до самых обобщенных воззрений и переживаний, как действительных, так и потенциальных. Следовательно, она выходит за пределы существующих качеств личности. Архетип целостности или самости можно, таким образом, рассматривать как доминанту психического роста»⁵⁴. Мы обретаем это переживание, возвращая и принимая любые аспекты себя, которые мы, возможно, пытались отторгнуть от себя, и позволяя себе снова их пережить.

Вот что означает стать подлинной личностью. Но возникает вопрос: так ли уж хорошо – стать личностью? Как эта идея о развитии личности уживается со знаменитым учением Будды об анатте («не-я»)⁵⁵ или в целом с представлением о том, что подлинно духовная жизнь подразумевает, что мы становимся в некотором смысле «бессамостными»?

Учение Будды об анатте, несомненно, категорически опровергает существование «я» или чего-либо подобного. Когда я изучал Абхидхарму и буддийскую логику в Бенаресе, мой учитель частенько любил напоминать, что слово «анатта» (анатман на санскрите) – это составное выражение, образованное от слова «атта» («атман»), которое обычно переводится как «я», и приставки «ан», что означает «не» или «нет». Он продолжал, говоря, что если кто-нибудь захочет понять значение всего выражения, он сможет сделать это только после того, как поймет значение слова «атта». Вы не можете осознать истину не-я, если сначала не обретете некоторое представление о том, что подразумевается под «я». Возможно, это покажется очевидным, но, по-видимому, не всем. Некоторые тхеравадинские монахи были возмущены такой точкой зрения, которая показалась им совершенно еретической.

Но он был прав. Вы не можете понять, что подразумевается под не-я, пока не узнаете, какое конкретное представление о «я» отрицается этой приставкой. Из различных контекстов, в которых слово «анатта» упоминается в буддийских писаниях, становится ясно, что Будда стремился отвергнуть брахманское представление (которое преобладало в те времена) о постоянном неизменном «я». Он не учил тому, что наше переживание «я» - это полная и совершенная иллюзия и что на самом деле в реальности нас совсем не существует. Он проповедовал, что эмпирическое «я», психе – не устойчивое единство, что оно постоянно изменяется, и, поскольку оно изменяется, оно может развиваться. Все, что мы знаем, переживаем и именуем как «я», находится в состоянии постоянного потока – и именно это имеется в виду под «анаттой». Следовательно, цель учения об анатте чрезвычайно практична. Его следует воспринимать не как метафизическое утверждение, а как средство сохранять ясность на пути к Просветлению. Только если мы понимаем, не просто интеллектуально, но в глубине своего сердца, что в сущности нашего опыта нет ничего устойчивого, мы можем эволюционировать.