Сантуссако или довольство, первое из качеств, упомянутых во второй строфе, предполагает определенную степень индивидуальности. Во-первых, удовлетворенный человек знает, как найти удовлетворение в том, что имеешь. Конечно, Будда, Бодхисаттва или Архат будет довольным абсолютно в любой ситуации. Но в большинстве обстоятельств удовлетворенный человек будет обладать внутренним покоем, ясностью, теплотой или внутренней гармонией и избегать необходимости стимулировать их извне. Следовательно, удовлетворенный человек – тот, кто ведет простую жизнь, и, наоборот, тот, кто ведет простую жизнь, станет довольным. Довольство связано с индивидуальностью, поскольку, если вы личность, вам не потребуется ничего особенного, чтобы компенсировать некий внутренний недостаток. Вы существуете сами по себе, вы не страдаете беспричинной зависимостью от внешних обстоятельств или одобрения других. Вы находите определенное довольство или полноту внутри себя, в опыте вашего собственного существования. Именно в этом смысле вы удовлетворены.

Но, пытаясь быть самодостаточными и стремясь не слишком открываться всему, что приводит к стимуляции или возбуждению, не закрываемся ли мы от остальных и не закрываем ли свой ум по отношению к жизни в целом? На самом деле, удовлетворенность противоположна закрытому или фиксированному состоянию ума. Это состояние открытости и свободы. Довольство – это состояние щедрости, в котором вам нет нужды за что-то цепляться, чего-то добиваться для того, чтобы быть счастливым. Когда вы довольны, вы здоровым образом наслаждаетесь вашим состоянием существования, будучи свободными от осмотрительности или ненужной сдержанности.

То, что вы полагаетесь на свои внутренние ресурсы, не означает, что вы отрезаете себя от остальных людей. Это бы означало не довольство, а самодовольство. Будучи ближним врагом довольства, самодовольство служит признаком искусственной удовлетворенности вещами как таковыми, и в особенности – собой. Если вы копнете чуть глубже подобной удовлетворенности, вы, скорее всего, обнаружите слепую привязанность к вашему нынешнему состоянию, отстаиваемую практически любой ценой. Вы тайно – а, возможно, не так уж и тайно – поздравляете себя с тем, кто вы есть, даже не задумываясь о том, чтобы когда-либо стать чем-то другим, чем-то большим. Вы считаете свое нынешнее состояние окончательным. Вы не заглядываете дальше, а в глубине души вы цепляетесь за него изо всех сил.

Самодовольство связано с недостатком, который упоминается более непосредственно в первой строфе сутты: атимани, надменностью. Надменный человек, как и самодовольный, не хочет забираться слишком глубоко во все, что может угрожать его фиксированному представлению о том, кем он является. Однако, по иронии судьбы, самодовольство и заносчивость берут начало в недостатке удовлетворенности тем, кем вы действительно являетесь. Вы якобы довольны тем, кем вы себя считаете. Вы знаете – или чувствуете – что ваше действительное «я» просто неадекватно. Может быть, вы не желаете даже поближе узнать себя настоящего и исследовать вашу подлинную индивидуальность, поскольку боитесь недостатков и несоответствий, которые можете обнаружить. Поэтому вместо этого вы взбираетесь на пьедестал и создаете фальшивое «я» на месте реального.

Если вы поступаете так, вы не допускаете никакого подлинного общения, поскольку настоящее общение всегда подразумевает открытие себя другим. Надменный или самодовольный человек, скорее всего, не захочет знать правду о себе, что, в свою очередь, означает, что такой человек не сможет быть по-настоящему восприимчив к другим. Только учась ощущать метту к себе и другим, такой человек сможет выбраться за пределы собственного фиксированного и, следовательно, ложного представления о себе.

Безмятежность, простота и довольство, как утверждается, являются позитивным эквивалентом третьего наставления, воздержания от неправильного сексуального поведения. Без довольства, к примеру, человек, состоящий в браке, будет, скорее всего, испытывать неудовлетворенность от текущей ситуации и начнет озираться в поисках нового сексуального партнера. Но когда вы более независимы эмоционально – то есть более удовлетворены, – вы осознаете, что сексуальные отношения не могут принести полного ощущения совершенной полноты, они способны принести лишь определенный уровень удовлетворенности. Тогда вы, скорее всего, сможете удержаться в рамках брачных отношений, не ища вне их какого-то особого опыта, который якобы обещает вам большее удовлетворение. Вы понимаете, что довольство можно найти лишь в том, кем вы являетесь и что вы имеете, а не в том, кем вы могли бы быть и что бы могли иметь.

Наше стремление обладать вещами редко имеет что-то общее со способностью этих вещей удовлетворить наши страстные желания. Люди обычно едят сладости не из-за их вкуса, а из-за временного ощущения утешения, которое они приносят. Но утешение нематериально, и, конечно, его не найти в пластиковой упаковке, так что мы с большей или меньшей вероятностью будем разочарованы. Затем, когда нам не удается облегчить нашей жажды утешения и, не имея какой-либо иной, более творческой возможности, мы, скорее всего, потянемся за еще одной конфетой. Мы как будто страдаем от постоянной мелочной нужды, безымянной недостачи, некой вездесущей пустоты, которую мы пытаемся чем-то заполнить – конфетой, особым удовольствием, мельканием журнальных станиц или телевизионных каналов. Это повторяющаяся природа невротического цепляния. Мы не можем наслаждаться тем, что кажется нам желанным, потому что то, чего мы на самом деле хотим, нематериально. Хотя мы видим это в объекте, на самом деле этого там нет. В конце концов, конфета не содержит утешения, она содержит лишь сахар. Утешение – субъективный опыт, который можно обнаружить, лишь заглянув внутрь себя.

Довольство или его недостаток, по сути, всегда с нами. Все наши попытки найти удовлетворение во внешних объектах, все наши стремления, планы и тоска, берут начало в этом беспокойстве, нежелании принять самих себя и свои обстоятельства. Если мы хотим стать удовлетворенными, следовательно, нам нужно радикально изменить направление поисков удовлетворения. Пытаясь обустроить мир, чтобы он соответствовал нашим желаниям, мы никогда не добьемся покоя и простоты, которые характеризуют подлинное довольство, мы только усилим раздражение и разочарование, которые проистекают из зависимости от внешних условий. Довольство может возникнуть лишь на основе наших внутренних ресурсов, создания подходящих условий внутри нашего собственного ума. Мы разочарованы нашим опытом, но мы ищем решения не там, где нужно. Мы ищем лекарство во внешнем мире, в форме желаемых объектов и людей, в то время как на самом деле нам нужно заглянуть внутрь, в скрытые сокровища самого ума. Следовательно, чтобы быть довольным, нужно позитивно оценивать себя. Вот почему практика медитации метта-бхаваны начинается с взращивания метты по отношению к самому себе. Так что вам нужна определенная степень удовлетворенности, чтобы практиковать метта-бхавану, но потом сама практика усилит это ощущение довольства.

Со временем мы увидим, что практика медитации метта-бхаваны может стать примером того, что в буддийской традиции иногда называют путем неравномерных шагов. Согласно сутте, нам нужно обладать всеми этими человеческими качествами, если мы хотим быть способны чувствовать и выражать метту полно и действенно. Но сами наши попытки развивать любящую доброту к себе и другим во многом помогут нам в развитии таких качеств, как довольство.

Умеренность

Нам нужна продуктивная деятельность для собственного физического и психологического благополучия.

В первой строфе сутта обозначает качества здорового человека, того, кто способен взять ответственность за свой путь в полной мере. Вторая строфа содержит переход, предполагая конкретный образ жизни, жизнь странствующего монаха. Слово субхаро, «умеренность», относится к экономической ситуации монаха. По-видимому, это предполагает, что мы отказываемся от работы и посвящаем себя созерцательной жизни, полагаясь на то, что другие предоставят нам все необходимое. Качество, которое мы только что обсуждали, довольство, несомненно, также поддерживает эту точку зрения. Если монах или монахиня не удовлетворены сами в себе, им не удастся поддерживать подобный замкнутый образ жизни.

В действительности, во времена Будды монахи полностью зависели от мирян, которые обеспечивали их пищей, одеждой, а иногда и кровом. Поскольку об их основных нуждах заботились другие, монахи и монахини могли посвятить всю свою энергию медитации, обучению и практикам поклонения. Поскольку дело обстояло именно так, монахи были ответственны за то, чтобы их было легко поддерживать, чтобы они не усложняли жизнь тех, кто был к ним настолько внимателен, что обеспечил их материальные потребности.

Традиция бездомных странников, которых поддерживали широкие слои общества, не была основана Буддой: он унаследовал ее, уже существовавшую в индийском обществе. В дни Будды отречение от социального положения было распространенной и общепринятой практикой по всей северной Индии, и бездомный скиталец или париббаджака был вне общества, но поддерживался им. Когда Будда начал свой путь к Просветлению, он также оставил домашнюю жизнь, чтобы стать париббаджакой. После Просветления многие из его учеников также принадлежали первоначально к этой социальной категории, не входящей в систему каст, скорее не-категории, и они продолжили ходить пешком от деревни к деревне с чашами для подаяния, принимая любую данную им пищу. В ранний период существования буддийской общины, сангхи, прежде всего, нужно было основать духовную общину на принципах, которые бы выходили за пределы мирских забот более широких кругов общества. Поскольку образ странствующего духовного практика уже был характерной чертой индийского общества, а поддержка таких людей более широкими кругами – общепринятой традицией, вполне естественно, что буддийская сангха воспользовалась этой моделью.

Уход монаха или монахини от мира труда сопровождался особым отношением к труду, особенно ручному, которое все еще преобладает в индийском обществе в наши дни: представлению о том, что труд по своей сути бездуховен. Воззрения древних индийцев походили на воззрения древних греков, за исключением того, что, если Афинское государство полагалось на класс рабов в осуществлении любого необходимого ручного труда, то индийское общество зависело от ряда низших каст. Греки, конечно, отказались от рабства, но Индия в значительной мере по-прежнему сохраняет представления о том, что физический труд как таковой отупляет, и уважаемый человек не должен выполнять подобную работу, если ему под силу этого избежать.

Поэтому в Индии во времена Будды возможность вступить на духовный путь и продолжать выполнять физическую работу просто не приходила никому в голову. Нельзя быть полноценным духовным практиком и продолжать обеспечивать себя. Но, благодаря тому же отношению, вы можете положиться на мирян, которые вас поддержат. На самом деле, человек, отрекшийся от мира для религиозных поисков, практически вынуждался зависеть от подаяния общины мирян, если он хотел сформировать приемлемые отношения между ними. Будда и не считал, что стоит бросать вызов подобным условностям. В конце концов, не так уж, по сути, плохо, что более преданных духовности поддерживают те, кто менее ей предан. Он принял обычай разделения между монахами или странниками и мирскими общинами, как разумный способ добиться этого и проповедовать Дхарму в процессе. Но по мере развития и распространения буддизма круг деятельности, которую могли выполнять люди, посвятившие всю свою жизнь духовности, расширился. Вначале предполагалось, что они будут посвящать всю свою энергию медитации, обучению и преподаванию. Первые пятьсот лет учение распространялось исключительно посредством устной передачи, так что большую часть времени отнимало разучивание наизусть сутт и совместное их повторение для того, чтобы учение отпечаталось в памяти каждого монаха. Затем, когда сутты стали записываться, результатом стала большая литературная активность. Еще позже, с постройкой больших монастырей, монахи стали участвовать в создании скульптур и покрытии позолотой изображений, а также в планировании и украшении монастырей и самих храмов.

Позже, когда буддизм, особенно в форме Махаяны, перебрался в Китай и Тибет, где культура была более практически направленной, нежели в Индии, монахи начали заниматься ежедневными обязанностями. В Тибете, к примеру, не существовало культурных предрассудков в отношении физического труда, и в тибетских монастырях вы обнаружите монахов, энергично участвующих во всех разнообразных нужных делах, согласно их различным способностям. В школах Чань и Дзэн труд считается неотъемлемой частью жизни человека, полностью преданного духовной практике. Как и в тибетских монастырях, от монахов ожидается, что они с полной самоотдачей будут выполнять любое задание, которое должно быть сделано, от приготовления пищи, уборки, рубки дров и ношения воды до печатания буддийских текстов.

Поэтому нам нужно подходить с осторожностью и не попадаться в ловушку уважения к древним текстам, таким, как «Карания метта сутта», полагая, что практическая, физическая и даже экономическая деятельность непременно является мирской или бездуховной. Человеческое существо – это не только ум, но также и тело, населяющее чувственную, физическую вселенную. Нам нужна продуктивная деятельность для физического и психологического благополучия. Если наш ум – единственная наша часть, которая по-настоящему упражняется, будь это посредством обучения или преподавания, офисной работы или компьютера, в нашем существе в целом не будет равновесия, и нам потребуется физический труд и упражнения, чтобы вернуть это равновесие.

Из моего собственного общения с буддийскими монахами в Юго-Восточной Азии (хотя это и было очень давно, в пятидесятых), я знаю, что иногда они оказываются в довольно нездоровом состоянии – не просто физически или психологически, но и духовно – в результате недостатка упражнения. Их зависимость от мирян, которые в большинстве случаев заботились о них чрезвычайно хорошо, была столь сильна, что, даже если бы монахам захотелось больше делать для себя самим, миряне бы им этого не позволили. Насколько я помню, миряне ощущали разочарование или даже враждебность, если монахи пытались сделать что-то сами. В конце концов, именно посредством услужения монахам миряне традиционно выражали свое почтение идеалу Просветления.

На первый взгляд, зависимость людей, занятых исключительно духовной практикой, от мирян, стоит приписать простоте их стиля жизни, позволяющего им сосредоточить свою энергию в большей мере на чисто духовных вопросах. Но в реальности она может помешать им вообще использовать свою энергию. Вероятно, на начальном этапе развития буддизма это неравное распределение труда между монахами и мирянами было необходимым. Физический труд от зари до зари был, несомненно, столь тяжел, что определенная степень свободы от таких обязанностей была необходима для того, чтобы у человека было время и энергия на размышление и другие высшие цели. Понятно, что возникал конфликт между потребностями крестьянской жизни, с одной стороны, и духовными поисками – с другой, и правильное разделение этих видов деятельности было самым очевидным решением. Однако ценой за это было определенное отчуждение: от мирских дел со стороны монахов, от какой бы то ни было по-настоящему духовной жизни – со стороны мирян.

Может показаться, что это понятие, субхаро, «умеренность», обязано своим появлением здесь социальным условностям, преобладающим в Индии во времена Будды. В свете этого было бы ошибочно интерпретировать это понятие так, что человек, посвятивший свою жизнь духовности, должен материально поддерживаться другими и не вовлекаться в практическую или экономическую деятельность. В условиях современной рыночной экономики нам повезло больше: мы можем быть полноценными буддистами, в то же самое время не стыдясь собственной вовлеченности в простые, практические задачи. Мы должны пользоваться подобной возможностью. В нашей практике Дхармы всегда существует здоровое напряжение между необходимостью вовлекаться в сферу мирской человеческой деятельности, и, следовательно, практиковать аспект Дхармы, касающийся других, и необходимостью отходить от мирской деятельности ради медитации и размышления. У нас, как у современных буддистов, есть уникальная возможность самим решать, как достичь этого равновесия в своей жизни. Делая это, мы должны вернуться к основным принципам буддизма, и особенно – к принципу правильного образа жизни, то есть нравственной работы.

Чтобы практиковать правильный образ жизни, мы должны поставить под вопрос наше привычное отношение к работе. Подобно древним культурам, у индустриальных обществ также есть свои условности в отношении к работе, которые основаны, в случае последних, на строгом разделении между оплачиваемой работой и досугом. Для многих из нас работа – это то, что мы не хотим, но должны делать для того, чтобы себя обеспечивать, в то время как досуг – «наше личное время», которое мы можем свободно использовать на следование личным интересам. Это неудачное разделение, по-видимому, влияет на многое из того, что мы делаем. Работы, задания, физическая деятельность с практической целью или результатом в конце, такая, как уборка или приготовление пищи, считаются обузой, обязанностью и в качестве таковых отвергаются нами: мы представляем, что, не будучи заняты работой, мы бы постоянно отвлекались. Определенно, мы не хотим быть вынуждены заниматься «рутиной».

Однако все человеческие существа, даже те, кто посвятил всю свою жизнь духовности, нуждаются в работе в смысле некоторой продуктивной, полезной деятельности, оплачивается она или нет, которая была бы благотворна для них и для других. И простая, практическая физическая работа может быть лучше, чем интеллектуальная, с точки зрении удовлетворения этой человеческой и духовной потребности. Если вы способны посвятить все свое время и энергию медитации, обучению, преподаванию и письму, прекрасно. Но не каждый способен медитировать или изучать Дхарму день за днем. Многие люди, включая и многих монахов, совершенно не предназначены для преподавания или письма. Так что для них запрет на работу и физическую активность был бы довольно вредным. Конечно, это значит, что мы должны быть способны выполнять подобную работу без отвращения, не считая ее унижением, обузой или наказанием.

В наши дни мы имеем возможность по-новому оценить вопрос работы и финансовой поддержки в целом. Нам не обязательно принимать все традиции, которые до нас дошли, в особенности те, которые сложились под влиянием индийских социальных и культурных условий давностью в две с половиной тысячи лет. В современных, пост-традиционных обществах вы можете отказаться от семейной жизни и мирской занятости, не обязательно полагаясь в своем образе жизни на тех, кто вызвался поддерживать его. Вы можете решить работать с другими буддистами – то есть с теми, кто разделяет ваши стремления – так, чтобы это поддерживало духовное развитие друг друга и в то же самое время удовлетворяло материальные нужды каждого из вас. Необходимость поддерживать себя материально может стать необходимостью углубить общение, развить навыки делиться друг с другом и узнать новые способы сотрудничества и взаимной поддержки. Работая в таких условиях, вы можете принимать в расчет личные характеры и воззрения, чтобы позволить каждому работать так, чтобы это соответствовало его духовным потребностям. Некоторые люди обнаружат, что им больше всего подходит ручной труд, а другие извлекут больше пользы, постепенно приняв на себя управленческие обязанности. Конечно, каждому при этом нужно время для медитации и изучения Дхармы.

В современном мире каждый человек волен сам выбирать свой путь, принимать решения, согласно каким принципам он хотел бы жить. Больше не может существовать общих правил для духовной жизни и практики. То, что приемлемо в одно время и в одном месте, может не сработать в других. Нам нужна новая буддийская культура, в которой экономические отношения будут постепенно подстраиваться к постоянно изменяющемуся миру. Это, вероятно, ближе махаянскому идеалу Чистой Земли, совершенной среды для духовной практики – вот на что стоит надеяться.

Давай, что можешь, бери, что нужно

Очень немногие люди способны выиграть духовно от того, что их полностью обеспечивают другие, как это было в традиционной монашеской сангхе.

Следовательно, принимая сутру буквально, мы можем счесть, что слово субхаро, «умеренность», относится к тому, как монах должен вести себя в рамках собственной экономически зависимой роли по отношению к мирянам. Но есть более глубокий и исторически менее обусловленный принцип, который действует в этой части сутты. Монахи мы или миряне, или ни то, ни другое, нас поддерживает общество в целом, мы зависим от труда бесконечного множества других людей в удовлетворении наших жизненных потребностей. Мы не выращиваем сами всю свою пищу и не носим себе воду, не строим и не обставляем собственные дома, не ткем и не шьем одежду.

Если мы поразмышляем о том, как случается, что мы можем наслаждаться столькими продуктами потребления при таких небольших тратах, если мы подумаем о часах дешевого труда, которые вложены в вещь, которую мы способны купить почти за бесценок – мы обнаружим, что нас не так уж легко обеспечить. Стоит принять в расчет и экологические вопросы, вопросы защиты окружающей среды. Естественные и человеческие ресурсы, доступные нашему обществу, не стоит тратить небрежно или бесцельно. Тот факт, что мы обладаем финансовой возможностью осуществить все наши прихоти, не оправдывает того, что мы растрачиваем богатства мира без принятия в расчет потребностей других – как в настоящем, так и в будущем – в тех же самых ресурсах. Благодаря обществу, которое поддерживает нас, мы можем отдать то, что можем, чтобы поддержать других. Очень немногие люди способны выиграть духовно от того, что их полностью обеспечивают другие, как это было в традиционной монашеской сангхе.

Следовательно, принцип, лежащий в основе понятия субхаро, заключается в том, чтобы брать от мира и общества не больше, чем вам нужно, и свободно вносить любой посильный вклад. Вы имеете право полагаться на других в том, что касается помощи и поддержки, которых одно человеческое существо может здраво ожидать от другого, но вам также нужно приготовиться рассчитывать на себя во всем, в чем вы можете. Вы не должны ждать, что вас всегда обязаны поддерживать.

Этот принцип действует на всех уровнях обмена, не только на материальном и экономическом уровнях. Нам нужна эмоциональная поддержка других, к примеру, но мы не должны ждать от своих друзей того, что мы способны дать себе сами при небольшом усилии. Если однажды они помогли нам оправиться от удара, мы не должны ждать, что они будут поддерживать нас до бесконечности. Если вы эмоционально зависимы, вы, несомненно, еще не «способны», и, следовательно, не из тех, кто «легко получает помощь». Поэтому вам вряд ли удастся достичь больших успехов в медитации. Конечно, если вы такой человек, вполне возможно, что вы не поймете, что требуете лишней эмоциональной поддержки от других, что их время и энергия могли бы быть потрачены лучшим образом. В этом случае вашим друзьям предстоит помочь вам увидеть вашу ситуацию в истинном свете и, возможно, направить вас за терапевтической помощью вместо того, чтобы предлагать «помощь», которая будет лишь усугублять проблему.

Упрощение

Работа может быть нездоровым средством ухода от одиночества наедине с собой и собственных чувств.

Если вы стремитесь к умеренности, для этого вам нужно удерживать свои желания и потребности на контролируемом уровне, насколько вы на это способны. Это идеал, к которому отсылает слово саллахукавутти: образу жизни (вутти), который лахука, буквально «легок» или «незначителен». Это предполагает основополагающую простоту в отношении к жизни, стремление не отягощать себя множеством желаний или обременительных материальных обязательств. Несомненно, вкус к тяжелой работе и облегчение от преодоления трудных практических задач и проблем – это добродетель, но есть вероятность слишком полюбить подобные вещи как таковые, особенно если это становится отвлечением от гнетущих духовных трудностей. Поэтому сутта продолжается словами о том, что нужно стать аппакиччо, «с небольшим количеством работы» или «с малыми обязанностями».

Дело том, что человек может стать слишком занят даже религиозной или духовной деятельностью. Снова отсылая нас к монашескому контексту раннего индийского буддизма, сутта предостерегает нас от слишком большого количества дел. Монах не должен быть слишком занят совершением церемоний для мирян, выполнением поручений своего учителя или наставников или даже преподаванием своим собственным ученикам. Он должен оставлять себе достаточно времени для обучения, медитации, размышления, просто проводить время в тишине наедине с собой – то есть делать все то, для чего его в действительности поддерживают миряне.

Работа, если это приятная, продуктивная деятельность, является необходимой частью жизни для большинства людей. Но есть разница между подобной работой и невротической, принудительной деятельностью, которая маскируется под работой, но на самом деле является способом скрыть более глубокие эмоции. Работа может быть нездоровым средством ухода от одиночества наедине с собой и собственных чувств. Нам стоит опасаться ощущения, что мы должны всегда быть заняты, что нам никогда нельзя оставаться без дела. Так что – да, несомненно, работайте, но не позволяйте делам стать средством побега от вашего подлинного «я». Будьте заняты лишь той деятельностью, которая действительно необходима.

Нравственные основы метты

Жизнь, исполненная доброты: учение Будды о метте

Жизнь, исполненная доброты: учение Будды о метте
Сангхаракшита

Скачать бесплатно книгу «Жизнь, испоненная доброты»