Мало в чем в жизни мы можем быть уверены, но в одном вряд ли можно сомневаться – в жизни много заблуждений. Можно даже сказать, что мир – одно большое недоразумение или даже ошибка. Мы заблуждаемся в себе, в мире, в котором живем и, конечно, друг в друге; на самом деле, мы не понимаем даже людей, которых, казалось бы, знаем довольно близко.

Одна из многих мишеней этой вездесущей склонности к заблуждению – и к критике того, где эти заблуждения достигают апогея, – то, что иногда называют духовной жизнью. Чаще всего духовную жизнь критикуют за то, что это эскапизм, а те, кто пытается практиковать что-то вроде буддизма, бегут от жизни. При этом люди подразумевают, вероятно, ситуацию, очень близкую определению эскапизма в словаре – «склонность искать отвлечения и отдыха от реальности». Как мы увидим, более далекого от реальности описания буддизма вряд ли отыщешь.

Но уход – «отказ, рывком или с помощью других сознательных усилий, разрыв, очищение или выход из-под стражи, освобождение от опасности, неудобства или чего-то иного, к примеру, побег из тюрьмы» – на самом деле довольно хорошее описание духовной жизни, по крайней мере, если рассматривать ее с определенной точки зрения. Возможно, эта истина о духовной жизни неполна, но это значительная ее часть. Когда человек решается вести духовную жизнь, он делает (или должен сделать) сознательное усилие, чтобы разорвать путы, освободиться, очиститься от всех запутанных моментов, затруднений, сложностей и мути. Или, если выразить это словами, человек пытается перейти с низших состояний сознания и бытия на высшие, пытается развиваться, пытается совершенствоваться. Именно в этом, по сути, заключается духовная жизнь.

Так почему мы пытаемся сделать это? Что заставляет нас жаждать побега, развиваться, подниматься с низшего на высший уровень бытия и сознания? Мы вынуждены, мы даже принуждены делать это, поскольку ощущаем, что наше текущее состояние ограничивает, стесняет, душит нас, ставит нам узкие рамки и не приносит удовлетворения, оно даже опасно. В текущем состоянии и обстоятельствах мы слишком часто ощущаем себя словно в тюрьме или даже в клетке, бегущими в бесконечном колесе. Естественно, мы жаждем вырваться, сломать оковы, если необходимо, чтобы остановиться и очиститься.

В палийском каноне есть отрывок, приписываемый Будде, в котором он пытается объяснить некоторым из своих учеников, что значит быть Просветленным. Естественно, им очень любопытно узнать, как это ощущается «изнутри». Каковобытьосвобожденным? КаковобытьБуддой? Пытаясь передать внутреннее содержание опыта, а не изобрести концептуальное объяснение, Будда решает воспользоваться тремя притчами^¹. Он говорит: предположим, что в жаркий и пыльный день вы на многие мили переносите огромную ношу. И после того, как вы брели с ней милю за милей, час за часом, вы, наконец, можете сбросить эту ношу с плеч и положить ее на землю, освободиться от этого огромного, гнетущего груза. Просветлениеподобноэтому. Выощущаете, чтословносбросиливсесвоитяготы. Большенечегонести, ничегонегнететвас. Вы легки и полны жизни, вы можете наслаждаться свободой.

Затем, говорит он, предположим, что вы занимаетесь торговлей и в результате своих дел – или потери дела – погрязли в огромных долгах. Вы должны много денег большому количеству людей и не имеете представления, как расплатиться с ними. Ваши кредиторы стучат в дверь, преследуют вас, требуют своих денег. Вам грозит тюрьма. Но однажды вы чудесным образом получаете большую сумму денег и можете избавиться от всех долгов. Наконец-то вы снова можете смотреть людям в глаза, освободиться от этого ужасного беспокойства. Обретение Просветления, говорит Будда, немного это напоминает.

Затем идет третий образ: стать Просветленным, говорит Будда, – словно освободиться из тюрьмы. Представьте, как чувствует себя узник, пребывающий в тюрьме долгие годы. Но однажды дверь открывается. Внезапно вы можете выйти на солнце и идти, куда пожелаете. Просветление подобно этому – вы сбегаете из тюрьмы, а тюрьма – мир.

Посредством этих трех притч Будда попытался выразить какую-то часть того, что значит ощущать себя Просветленным. Вы ощущаете легкость, живость, беспечность. Вы можете даже упрекнуть непросветленных в безответственности, в том, что они недостаточно серьезно относятся к жизни. Вас совершенно не заботит прошлое, потому что не осталось ничего, с чем вам пришлось бы сражаться, и равным образом не заботит будущее. И, прежде всего, вы ощущаете свободу, абсолютную свободу, потому что вы, наконец, вырвались на волю в самом полном смысле этого слова.

Следовательно, вполне уместно описывать духовную жизнь как побег, по крайней мере, с какой-то точки зрения. Что касается эскапизма, это нечто совершенно иное. Если беглец – тот, кто вырывается из тюрьмы, то эскапист – тот, кто просто пытается забыть, что он в тюрьме, пытается убедить себя, что тюрьма – на самом деле не тюрьма, а он в действительности свободен. В широком смысле этот вид эскапизма принимает две формы: нерелигиозную и религиозную. Нерелигиозный эскапизм, вероятно, более распространен в наши дни. Он заключается в попытках забыть о том, что мы в тюрьме, погружаясь в любую деятельность, которую можно вести в ее стенах. Религиозный эскапизм, с другой стороны, заключается в попытках забыть о том, что мы в тюрьме, погружаясь в книги о том, как сбежать из тюрьмы.

Конечно, нельзя совершить побег до тех пор, пока нет средства побега – лестницы или веревки, машины, которая увезет вас, – и места, куда можно бежать. На самом деле, это тема важного отрывка из «Уданы», книги «выдохнутых изречений», в которой Будда собирает учеников и говорит с ними в особой, благоговейной и покоряющей манере. Он говорит: «Существует, монахи, то, что не рождено, не становилось, не создано, не обусловлено. Потому что если бы не было, монахи, того, что не рождено, не становилось, не создано, не обусловлено, не узнали бы мы избавления от того, что рождено, что подвержено становлению, что сотворено и обусловлено. И поскольку существует, монахи, то, что не рождено, не становилось, не создано, не обусловлено, есть и избавление от того, что рождено, что подвержено становлению, что сотворено и обусловлено»^².

Тесно связана с идеей избавления в буддизме в целом и гораздо более известна идея «прибежища», что словарь определяет как «место или человека, которое (который) укрывает, защищает от опасности, беспокойства, бедствия и так далее, место, недоступное для врага». В буддизме прибежище – средство освобождения и место, где можно найти приют, – обеспечивается Тремя Драгоценностями или Тремя Прибежищами: Буддой, Просветленным учителем, Дхармой, учением, и Сангхой, более высокоразвитыми членами духовной общины. Три Прибежища в совокупности представляют собой не только средство освобождения из низших к высшим уровням сознания, они также представляют цель избавления, сами эти высшие состояния. Акт обращения к Прибежищу в Будде, Дхарме и Сангхе – центральный шаг всей жизни буддиста, именно обращение к Прибежищу делает нас буддистом. Следовательно, в буддийской традиции обращение к Прибежищу тождественно следованию самому духовному пути.

Все это находит отражение в самых ранних буддийских текстах, самый известный среди которых – «Дхаммапада». В ней, как утверждает писание, Будда ясно провел различия между тем, что можно назвать ложными прибежищами, и истинными прибежищами. Главная мысль в том, что ни одна мирская вещь не может дать абсолютного прибежища. Он говорит: «Многие люди, будучи охвачены страхом, ищут прибежища в священных горах, лесах, рощах, деревьях и храмах. Насамомделеэтоненадежноеприбежище. Насамомделеэтонелучшееприбежище. Бегство в такое прибежище не избавляет человека от всех страданий. Тот, кто обращается к прибежищу в Просветленном, в Истине и в Духовной Общине, кто видит с совершенной мудростью Четыре благородные истины – а именно, страдание, источник страдания, избавление от страдания и Благородный восьмичленный Путь, ведущий к прекращению страданий, – для него это безопасное прибежище, лучшее прибежище. Обратившись к такому прибежищу, он освобождается от всех страданий»^³.

Чтобы прояснить возможные неверные толкования, нужно заметить, что идея обращения к Прибежищу как избавления от всего, что не приносит удовлетворения, не полностью воплощает идеалы и практику духовной жизни. Духовная жизнь также подразумевает, что мы посвящаем себя тому, что действительно приносит удовлетворение, а цель побега – дать вам свободу для осуществления подобной преданности. Нет ничего дурного в побеге, если есть от чего бежать, но побег – не самоцель, не конечная цель духовной жизни, как и в мирской жизни. Тот факт, что слово сарана, прибежище, столь глубоко укоренилось в буддийской традиции, подчеркивает необычайную важность необходимости позитивных выводов, иначе мы получим односторонне-негативную картину духовной жизни, словно это побег из бутона без упоминания цветка.

Обращение к Прибежищу в этом полном смысле – общая основа всех последовательных этапов развития буддизма в Индии, этапа раннего буддизма («Хинаяны»), Махаяны и Ваджраяны. Последователи всех этих трех ян почитают Три Драгоценности и обращаются к ним за прибежищем. Однако есть различия в их отношении к ним. На самом деле, в Тантре Ваджраяны отношение к Трем Прибежищам отличается настолько сильно, что в дополнение к Трем Прибежищам общей буддийской традиции обычно говорится о трех особых, эзотерических, тантрических прибежищах.

Представление о Трех Прибежищах в раннем буддизме было относительно простым и незамысловатым. Будда рассматривался просто как Просветленное человеческое существо, человек, который жил в определенное историческое время. В результате своих духовных усилий и упражнений он вступил на путь к Просветлению или вновь открыл его, и, следовательно, указал этот путь другим, наставляя учеников в том же духовном опыте, который пережил он сам. Будда умер и ушел от нас. Память о нем по-прежнему направляет и вдохновляет нас, но все, что осталось от него, – и есть эта память. Подобно этому, Дхарма – действительное учение Будды, те слова, которые на самом деле произносил исторический Будда, человек. Согласно ранним буддистам, Дхарма передавалась из уст в уста сотни лет, а затем была записана в той форме, которая известна ныне как Палийский канон. Последователи ранней традиции истово верят, что, если следовать этому учению – его букве и духу, – можно обрести Просветление, как это сделал Будда. Что касается Сангхи, третьего прибежища, она рассматривается в двух аспектах. С одной стороны, есть арья-сангха, «благородная» сангха, которая состоит из Просветленных и частично Просветленных учеников Будды прошлого и настоящего, а с другой – бхикшу-сангха, община монахов.

Махаяна, второй великий этап, не столько изменила раннее представление о прибежищах, сколько сделала их более универсальными. Последователи Махаяны пытались рассматривать Три Прибежища во вселенской перспективе, понять, каков их принцип и подлинный смысл, что они на самом деле подразумевают, пытались выразить это в самой универсальной манере, насколько это возможно. Они видели Будду не просто как историческую фигуру, человека, который жил в Индии в определенное время. Для Махаяны Будда стал духовным, даже запредельным принципом, принципом Просветления. Под «принципом» я не имею в виду чего-то абстрактного или концептуального. Для Махаяны Будда стал олицетворением Просветления, извлеченным из истории или очищенным от нее, в каком-то смысле не имеющим с ней ничего общего, существующим за пределами пространства и времени, живым воплощением самого идеала Просветления, совершенно далекого от «где», «когда» и «кем» любого частного достижения Просветления какой-то особой исторической личностью.

Практики Махаяны, следовательно, видят Будду наделенным всеми вообразимыми совершенствами, добродетелями и качествами. Они видят его живущим не на исторической сцене, но в ином мире, духовном и даже запредельном. Это идеальный мир, выражение в рамках космоса того, чем является сам Будда. Изобильные описания в махаянских писаниях отражают этот идеал, чистый мир Будды, полный сияющего света и ярких цветов, прекрасной музыки, драгоценных деревьев и пространств из лазурита, соединенных золотыми нитями.

Подобно этому, для Махаяны Дхарма – это не просто учение исторического Будды, не просто слова, произнесенные на каком-то забытом северо-восточном индийском диалекте человеком Шакьямуни и записанные как предания. Это великий поток духовного влияния, который изливается во все времена из вечного архетипического Будды, принципа или идеала Будды. Это влияние, которое не ограничивалось северо-восточной Индией две с половиной тысячи лет назад – его можно ощутить здесь и сейчас, в любое время, в любом месте, если мы чутки, и оно находит форму в словах и может быть записано в любое время, в новых писаниях.

Хотя представление Махаяны о Сангхе также состоит из двух частей, они совершенно отличаются от идей раннего буддизма. Во-первых, есть те, кого называют Бодхисаттвами – существа высшей духовности, пребывающие на высших состояниях сознания и слышащие, по крайней мере, иногда слова вечного Будды, поскольку они настроены на Дхарму, изливающуюся из природы Будды и вечно звучащую на высших уровнях существования. Затем, если спуститься на землю, есть те, кто взирает на Будд и Бодхисаттв, созерцает их и поклоняется им, жаждет уподобиться им, подняться до уровня Бодхисаттвы. Все те, кто обладает этим стремлением стать Буддами – воплотить или проявить принцип Будды – неотъемлемая часть Сангхи в махаянском понимании, независимо от того, монахи они или миряне, мужчины или женщины, продвинуты духовно или нет.

С появлением Тантры развился еще один подход к рассмотрению Трех Прибежищ. Это не подразумевало отказа от предшествующих подходов их рассмотрения: подобно тому, как Махаяна приняла воззрение раннего буддизма и вышла за его пределы, Тантра приняла обе ранние интерпретации Трех Прибежищ. Но, как нам уже известно, Тантру заботило, прежде всего, непосредственное переживание. Тантрики говорили, особенно в связи с махаянской интерпретацией Трех Прибежищ: «Это прекрасно, но что все это означает с точки зрения опыта? Ваше представление об архетипическом Будде, живущем в мире божественного великолепия, чудесно, впечатляюще и, без сомнения, истинно. Но мы не видели этого Будду – на самом деле, стоит признаться, мы не видели никакого Будды, ни архетипического, ни исторического. Мы не видели даже на мгновение края одеяния этого Будды, и, вероятно, нам не стоит на это надеяться. Что касается Дхармы, мы просто не можем изучить все сотни и тысячи писаний и не можем подняться на тот уровень, на котором сможем слышать вечного Будду и встретиться с этим великим потоком духовного влияния. И мы никогда в жизни не видели Бодхисаттв – или, по крайней мере, ни разу не узнали их в тех, кого мы встречали. Не обладая действительным опытом Трех Драгоценностей, что мы имеем? Тогда все Три Прибежища совершенно не существуют для нас? Внашемопытенетничего, соответствующегоим? Нетвозможностейобрестиснимисвязь?»

Конечно, тантрики пришли к выводу, что такие точки соприкосновения действительно можно найти. Они поняли, что могут встретиться с Тремя Драгоценностями в своем непосредственном переживании в форме того, что они назвали тремя тантрическими или тайными прибежищами – гуру, идамом и дакини. Гуру здесь означает личного учителя, то есть того, с чем мы постоянно лично контактируем, от кого мы получаем вдохновение, наставления, учение и особенно тантрическое посвящение. Как мы видели во второй главе, тантрическое посвящение заключается, главным образом, в передаче силы, активации наших спящих энергий в результате влияния более мощных энергий гуру. Следовательно, для Тантры гуру и есть Будда. Вы никогда не встречались с Буддой и даже не видели его, ни исторически, ни архетипически. «Будда» для вас – лишь понятие, вы не постигли его смысла. Но вы связаны с гуру. Следовательно, согласно Тантре, гуру символизирует принцип Будды в сфере реального опыта ученика. В той мере, в которой вы связаны с гуру, вы связаны и с Буддой (на самом деле, со всеми Буддами, с самим принципом Будды) – и получаете через гуру духовное влияние всех Будд. Таково тантрическое представление о первом из трех тайных прибежищ.

Иногда говорят, что нужно вообще избегать использования слова «гуру» в наши дни, из-за оттенка эксплуатации и авторитаризма, которое это слово приобрело на Западе. Но слово – одно, а принцип – совсем иное. Сказать, что тантрический гуру занимает позицию Будды по отношению к вам – не значит, что гуру столь же Просветлен, как Будда, хотя, конечно, так было бы лучше. Суть в том, что вы не можете общаться с Буддой напрямую – Будда не знает вас, насколько вам известно, а вы не знакомы с Буддой, а ваш собственный гуру, по крайней мере, знает вас лично и может стать для вас интерпретатором или переводчиком всего объема буддийской литературы и учений, избирая те, которые помогут вам, и отложив остальные в сторону.

Следовательно, гуру – по сути, толкователь, разъясняющий существующую буддийскую традицию так, чтобы она стала доступной для тех, с кем он напрямую связан. По-видимому, в наши дни уместнее относиться к духовному учителю так, чем воображать гуру в красном одеянии и лотосовом головном уборе, звонящим в колокольчик и размахивающим ваджрой. Важен именно принцип, а принцип – это перевод. Тантрический гуру – тот человек, который делает Дхарму понятной вам и доступной вам в практике. Считать гуру тем, кто раздает эзотерические посвящения, – значит упускать главное. Возможно, какой-то человек откроет суть Дхармы в особой тантрической практике, но гуру никогда не стоит отождествлять исключительно с проведением таких посвящений и передачей таких практик.

Это вопрос действенности учения, и нельзя даже утверждать, что он так уж точно соответствует духовным достижениям самого гуру. Есть известная история, которая служит иллюстрацией этого момента. Она о благочестивой старушке, чей сын отправился в паломничество к буддийским святыням. Она попросила принести ей реликвию, зуб Будды, но сын вспомнил о материнской просьбе, когда был уже неподалеку от дома. Чтобы не расстраивать ее, он выдернул один из зубов у дохлой собаки, завернул его в шелк и отнес матери. Она с восторгом водрузила зуб на алтарь и медитировала перед ним. Прошло много времени, и лучи света засияли из зуба, а сама женщина обрела Просветление.

Подобно этому, многое зависит от нашего отношения к гуру. Когда вы свыкаетесь с мыслью, что гуру – это для вас Будда, вы не пытаетесь отчаянно убедить себя, что гуру просветлен в той же мере, что и Будда. На самом деле, вы говорите, что в вашем личном мире гуру – самый Просветленный из всех, с кем вы знакомы. Конечно, для этого у вас должны быть какие-то основания, должны быть значительные различия между ним и другими людьми.

Однако в каком-то смысле любой, кто учит буддизму, действует как тантрический гуру. Будучи учителем, вы не просто повторяете все, что прочли по данному вопросу. Вы считаетесь с потребностями человека перед вами и передаете ему столько, сколько, по вашему мнению, он способен понять и использовать. Если вы объясняете кому-то что-то, вы можете различить, понял ли человек сказанное вами – вы видите по выражению, которое озаряет его лицо, что ваши слова достигли цели, и вам удалось передать свое понимание. Если в этом есть «тантрический» аспект, он заключается, вероятно, лишь в том, что учение должно сопровождаться зарядом энергии: это не просто теоретическое объяснение для достижения интеллектуального понимания, но полная жизни и энергии передача реального опыта.

Принцип, лежащий в основе представления о тантрическом гуру, также делает возможным духовное обновление любого рода. Линия учения не обязательно должна истощиться, если передается уже несколько столетий. Утраченное можно обрести вновь, умершее – воскресить, если приложить необходимые усилия. Возьмем простой пример: некто услышал очень плохую лекцию о буддизме, истолковывающую буддийские учения в чудовищно механической манере, но человек в зале, тем не менее, ободрился и вдохновился, даже преобразился, поскольку слова учения смогли донести ему что-то, независимо от понимания самого комментатора. Даже при отсутствии какой бы то ни было реальной глубины понимания у учителя, ученик, если он восприимчив, может найти нечто, весьма ценное для его духовной жизни.

В индотибетском буддизме развилась такая тенденция: определенное учение, которое изначально преподносилось как способное привести практика к Просветлению, приходит в упадок – или, по крайней мере, внешне приходит в упадок, поскольку его больше не практикуют в должной мере. Затем новый учитель вводит новую практику, которая на тот момент оказывается крайне действенной. Он не отвергает старую практику, а просто говорит, что она – ниже новой или является ее основой. Этот процесс упадка и возрождения повторяется, пока не появляется целая группа практик или учений, лишь последняя из которых, как считается, приводит к Просветлению.

Этот процесс со временем привел к формированию системы трияны в индотибетском буддизме, которая включает учения всех трех этапов или ян буддийской традиции, со всеми их практиками и достижениями. Считается, что вы должны одолеть все эти учения, но на практике люди проносятся со свистом мимо большинства из них и практикуют всерьез лишь то, что находится на вершине. Гора учений столь высока, что на самом деле имело бы смысл отбросить все поздние изобретения и обратиться к изначальному учению самого исторического Будды (насколько мы можем об этом судить). Отсюда мое стремление подчеркнуть важность обращения к Прибежищу.

В прошлом тибетские буддисты верили, что все яны были личным учением Будды, но некоторые учения были предназначены для более развитой группы учеников и сохранялись в тайне по этой причине. Однако нам доступна историческая перспектива, и мы можем вернуться к Прибежищу и основываться на этом. Мы сталкиваемся со столькими формами буддизма (тибетским, китайским, японским, Тхеравадой), всеми их взглядами и горами учений, но это лишь еще одна причина, чтобы вернуться к основным принципам. Чем проще и доступнее, тем лучше. Было бы печально – как, к примеру, для японских или тибетских буддистов – прочитать Палийский канон и понять, сколь малое из него имеет отношение к нашей практике Дхармы. Не нужно игнорировать поздние усовершенствования, но более разумно утверждать их на ранних практиках, понимая, что они выросли из этих ранних форм и обрамляют, иллюстрируют их. В противном случае, вы закончите тем, что будете практиковать учения, которые столь далеки от вас, что вы едва в состоянии разобраться в них.

Второе тайное прибежище – это идам. Это тибетское слово, которое буквально означает «связанный обетом». Иногда это переводится как «гарант», то есть тот, кто гарантирует ученику, что со временем он обретет Просветление, что тождественно, хотя и не является прямым переводом, санскритскому термину ишта-девата, что означает «избранное или выбранное божество». Следовательно, идам – тот особый аспект Дхармы, тот особый аспект реальности, посредством которого ученик приближается к опыту Просветления. Идам – не абстрактное понятие или идея, но фигура – фигура Будды или Бодхисаттвы, воплощающая особый аспект или атрибут Просветления. Вашим идамом может быть Амитабха, красный Будда бесконечного света и вечной жизни, или Манджугхоша, золотой Бодхисаттва мудрости с пылающим мечом, или Тара, спасительница, обычно белого или зеленого цвета, несущая цветы лотоса, или Ваджрасаттва, воплощение изначальной чистоты вашего собственного ума. Какова бы ни была фигура, для вас как для ученика Тантры ваш идам вмещает, воплощает всю Дхарму, и вы направляете на него все свое внимание. Вас не слишком беспокоят писания, толкования, учения, доктрины. В центре вашего внимания, с духовной точки зрения – фигура идама, и вы посвящаете себя приближению к этой фигуре.

Сначала вы знакомитесь с идамом в ходе тантрического посвящения. По сути, передавая вам посвящение, скажем, Тары, гуру представляет вас ей, говоря ей: «Тара, это такой-то и такой-то», – а ее – вам: «Это Тара. Теперь, когда я представил ей тебя, вы знаете друг друга, между вами есть связь». Когда вы, таким образом, познакомились с идамом, ваша практика заключается в том, чтобы удерживать идама в центре вашего внимания. Один из способов – визуализация этой фигуры в медитации. Внутренним оком вы видите идама перед собой, созерцаете эту фигуру и растворяетесь в ней, читая мантру идама. Погрузившись в идама, вы, следовательно, впитываете духовные качества, принципы и переживания, символизируемые идамом, потому что они и есть идам. Со временем вы растворяетесь в идаме или идам растворяется в вас, и двое становятся одним. К примеру, если вы сосредоточивались на Манджугхоше, вы впитываете мудрость, которую символизирует Манджугхоша, а если ваш идам – Тара, развиваете чистоту, мягкость, сострадание. А если ваш идам – Ваджрапани, вы обретаете энергию, силу, смелость и даже духовную ярость, которыми он обладает. Для вас ваш идам – вся Дхарма, все учение, сжатое в единственную фигуру, с которой вы становитесь духовно близки, в которую вы погружаетесь.

Ваш идам – ваш ишта-девата, избранное божество. Но кто или что делает выбор? Важный момент, что вы не выбираете идама сознательным умом. Ваш идам выбирается вашей природой, вашими потребностями, вашими духовными запросами, недостатками, которые нужно исправить. Так что выбор доверен не вам – то есть не вашему сознательному уму. Следовательно, обычно гуру делает его за вас, говоря: «Вот что тебе нужно. Это божество, избранное не тем, что ты думаешь или чего хочешь, а тем, кто ты есть». Гуру, безусловно, знает, каковы вы, лучше, чем вы сами. Если ваш гуру не выбирает для вас идама, в тибетской традиции говорится, что лучше доверить это случаю, чем самому сделать выбор. Случай скорее окажется верным.

В конце концов, в действительности не имеет значения, каким будет избранный Будда или Бодхисаттва, нравится ли вам этот выбор или нет. В ходе посвящения людей и передачи таких практик в данном контексте я обнаружил, что сильное родство между особым человеком и формой визуализации наблюдается относительно редко. У людей, конечно, есть свои предпочтения, и иногда по совершенно надуманным причинам – но на самом деле это не имеет значения, потому что по мере выполнения медитации ваша связь с фигурой укрепляется. Важно, что выбор сделан, и вы начинаете и продолжаете практику – под руководством человека, который передал ее вам.

Третье тантрическое посвящение, дакини, буквально означает «небесные существа» или «существа пространства», и мы будем касаться дакини в данном смысле в следующей главе. Но в контексте тайных прибежищ дакини обозначает нечто вроде духовного спутника – спутника совершенно особого рода. Дакини – спутник, компанию которого вы находите духовно пробуждающей и наполняющей энергией, который, следовательно, помогает освободиться и засиять вашим энергиям, высвободить их для ведения духовной жизни. Такой духовный спутник, согласно Тантре, может быть и мужчиной, и женщиной – дакини обозначает женский род существительного, а дака – мужскую форму. Подобно тому, как гуру представляет принцип Будды в контексте вашего реального опыта, идам – принцип Дхармы, дака или дакини – воплощение принципа Сангхи.

Подобно идаму, дака или дакини должен избрать гуру и, согласно строгой тантрической традиции, также посвятить в него (или в нее). В индийской тантрической традиции иногда действительно случалось, что гуру буквально приводил к посвященному дака или дакини, и по временам это случалось и в Тибете. Дака или дакини (обычно практиком был мужчина, так что чаще это была дакини) нужно было правильно определить и посвятить, чем занимался гуру, это не просто девушка, которую вам довелось встретить на вечеринке. Будучи учеником, вы, несомненно, совершаете ошибки, вам может казаться, что вы полны духовной энергии, а на деле вы лишь взволнованы и отвлечены. И, конечно, если духовный спутник случайно оказался противоположного пола, вы склонны полагать, что нашли дака или дакини, когда вы на самом деле лишь влюбились, – а это совсем иное дело.

Нам как современным буддистам безопаснее всего, вероятно, отказаться от индийской или тибетской формы традиции и думать просто о духовно воодушевляющей компании. Именно качество воодушевления важно – духовного воодушевления, а это гораздо глубже, нежели просто живость, – и именно это качество нужно искать в общении с духовными друзьями. Несомненно, в широком смысле вся сангха обладает подобным воздействием, но внутри нее может быть несколько людей, чья компания кажется вам столь воодушевляющей, что они могут стать для вас третьим тайным прибежищем. В таком дружеском кругу вам, возможно, будет очень легко говорить о медитации или о Дхарме в целом. Вы можете обнаружить, что это общение всячески плодотворно, что вы можете говорить очень свободно – не просто сбрасывая ношу, но и находя подлинное вдохновение. Чем больше вы общаетесь с таким другом (что не означает, что вы просто много болтаете), тем более насыщенной становится сама ваша духовная жизнь.

Несмотря на это, обычно неуместно действительно называть определенных людей даками или дакини, лучше помнить, что иногда наши духовные друзья могут быть ими, по крайней мере, временами. Подобно тому, как Дхарма не всегда является Дхармой (к примеру, когда вы берете красивую книгу по Дхарме и обнаруживаете, читая ее, что не особо улавливаете смысл прямо сейчас), так и духовный друг не всегда зажигает вас. Иногда он действует по отношению к вам как дака или дакини, иногда нет. Вместо того, чтобы думать об этом человеке, как о даке или дакини, а о другом – как о том, кто ими не является, вероятно, полезнее рассматривать дака или дакини как возможность, которая может возникнуть в довольно необычных ситуациях общения. В тантрической легенде уродливая старуха иногда оказывается переодетой дакини и, если отнестись к ней должным образом, превращается в прекрасную юную девушку. Мы слишком легко обманываемся в том, кто или что такое дака или дакини, он или она не обязательно напоминает кинозвезду или поп-кумира.

Это третье тайное прибежище уравновешивает «вертикальные» отношения, в которые вы вступаете с гуру, скорее «горизонтальным» типом отношений среди тех, кого можно назвать «группой равных», что в Ваджраяне известно как ваджракула. Ваджракула состоит из всех тех, кто принял посвящение от одного и того же гуру и потому стал ваджрными братьями и ваджрными сестрами. Нужно сказать, что, хотя эта традиция по-прежнему сохраняется в некоторых формах тибетского буддизма, в определенных случаях ударение делается исключительно на отношения с гуру, вплоть до пренебрежения к тайному прибежищу Сангхи, и результатом становится то, что практики не слишком общаются друг с другом. Трудно найти вдохновение, если чувствуешь одиночество и изоляцию.

Эти три тантрических посвящения – не дополнение к изначальным Трем Прибежищам; вы не обращаетесь к прибежищу в Будде, Дхарме и Сангхе, а также гуру, идаме и дакини. Гуру, идам и дакини символизируют Будду, Дхарму и Сангху в рамках вашего личного, действительного опыта, здесь и сейчас, по мере того, как вы пытаетесь следовать пути. Поэтому, если тантрическая традиция пренебрегает эзотерическим прибежищем Сангхи, у него не остается иного прибежища Сангхи, чтобы на него опереться.

Все эти размышления о Трех Прибежищах нужны, чтобы подготовить контекст, в котором можно понять космическое древо прибежища и архетипического гуру. Визуализация, которую мы рассмотрим, взята из традиции Нингма. Первое, что нужно сказать о древе прибежища, как оно называется в тантрической традиции, – что в той форме, в которой его обычно визуализируют, это вообще не дерево, а, скорее, лотосовый побег. Как и в любой практике визуализации, вы видите, прежде всего, своим внутренним взором лишь огромное голубое пространство, яркое и сияющее. Синее небо, как утверждает традиция, символизирует шуньяту, пустоту, также говорится, что оно отсылает к полному растворению всех блуждающих мыслей в высшем измерении сознания, нераздельном и чистом. Посреди этого синего неба вы видите радужно окрашенное облако, переливающееся и сияющее всеми цветами радуги. Из облака поднимается толстый стебель или ствол высотой в несколько сотен футов, а из этого центрального стебля появляются четыре основные ветви, по одной в каждом основном направлении. Центральный стебель и четыре ветви заканчиваются пятью огромными цветками лотоса, так что все сооружение в целом напоминает, скорее, гигантский подсвечник.

По мере того, как вы все более осознанно создаете этот образ в уме, вы видите на этих цветках лотоса множество фигур. Разные традиции описывают эти фигуры немного по-разному, и следующее описание взято из традиции Нингма. Согласно ей, на «южном» лотосе, том, который находится непосредственно перед вами, появляются три фигуры в ряд. Это Будды прошлого, настоящего и грядущего, символизирующие последовательность исторически существующих Будд в человеческой форме. Слева вы видите Дипанкару, возжегшего свет или принесшего свет, Будду отдаленного прошлого. В центре – Шакьямуни, наш собственный Будда, Будда нынешних времен. А справа – Майтрея, дружелюбный, Будда грядущего, Будда, который еще впереди. Они все сидят плечом к плечу и одеты в шафрановые робы, а в руках у них – чаши для подаяния.

Западный лотос, лотос слева от вас, занят восемью-двенадцатью фигурами. Это великие Бодхисаттвы сангхи Махаяны – Авалокитешвара, Бодхисаттва Сострадания, Манджушри, Бодхисаттва Мудрости, Кшитигарбха и так далее. Все они изображаются юными, стройными, изящными и прекрасными, с улыбкой на лице и длинными, ниспадающими черными кудрями, одетыми в шелка и драгоценности, а на головах – великолепные богато украшенные прически.

На северном лотосе, том, что позади центрального лотоса, нет фигур – там огромная кипа книг: массивные тибетские ксилографические тома (вам нужно визуализировать сто восемь), символизирующие буддийские писания.

На восточном лотосе, справа от вас, вы видите еще одну группу фигур, очень отличающуюся видом от Бодхисаттв. Все они стары, морщинисты и лысы, одеты в шафрановые робы и держат предметы монашеского обихода. Среди них мы видим Шарипутру, главного ученика Будды, Маудгальяяну, Кашьяпу, Ананду и других великих Архатов (то есть Просветленных учеников) исторического Будды: короче говоря, это великие личности ранней буддийской Сангхи.

Центральный лотос гораздо больше и прекраснее, чем остальные четыре, и в его чашечке, которая, как говорится, подобна золотой горе, вы видите фигуру Падмасамбхавы, великого тантрического гуру Индии и Тибета, основателя традиции Нингма. Он сидит со скрещенными ногами, одетый в богатые и яркие наряды, а на голове у него – знаменитый лотосовый колпак, который заканчивается ваджрой и пером грифа. Он смотрит мягко, сострадательно и улыбается, хотя и не без тени свирепости. В левой руке, которая покоится на колене, он держит чашу из черепа, полную нектара, а в правой – золотую ваджру. В изгибе его левой руки – длинный предмет с лентами, увенчанный тремя высохшими человеческими черепами и трезубцем.

Из чашечки этого центрального лотоса открываются многочисленные слои лепестков, которые формируют несколько ярусов или рядов с множеством отдельно сидящих фигур. Непосредственно под Падмасамбхавой вы визуализируете различных гуру – главным образом, из традиции Нингма, но и гуру других традиций, а также ваших личных учителей. Вы видите всех их со скрещенными ногами, рядом друг с другом на ярусах лепестков. Некоторые одеты в различные монашеские уборы, другие – почти обнажены. На некоторых – высокая красная шапка пандита, на других – квадратные шапки, а многие не имеют головного убора. Некоторые головы побриты, а у некоторых – длинные ниспадающие волосы. Некоторые держат книги, другие – ваджру и колокольчик, а у многих руки пусты. Некоторые, по-видимому, молятся, некоторые медитируют или делают ритуальные жесты. Если присмотреться, вы увидите, что некоторые из этих гуру выглядят очень добродетельными и благочестивыми, их лица спокойны и созерцательны, а у других – довольно непристойная внешность. Короче говоря, вы видите тантрических гуру самого разного рода. В большом изображении древа прибежища их могут быть сотни.

Ниже, на следующем ряду лепестков, находятся четыре порядка тантрических божеств – то есть Будд и Бодхисаттв, принадлежащих к основным разделам Тантры. Всех их – а их несколько сотен – можно избрать или получить в качестве идама. У некоторых мирные улыбающиеся лица, а другие гневны и даже яростны, выражение их лиц ужасно. У некоторых две руки, а у других четыре, восемь, шестнадцать или тридцать две. Они могут быть ярко-красными, зелеными, синими, желтыми, белыми или черными. У большинства из них человеческие головы (одна или несколько), но у некоторых – морды животных. Каждый (каждая) – воплощение определенного аспекта Дхармы, особого подхода к опыту Просветления.

Под идамами, на еще одном уровне лепестков, исходящих из центральной чашечки, вы видите «духовных спутников», даков и дакини, изображаемых согласно традициям Тантры молодыми, прекрасными, обнаженными или почти обнаженными. На ряду лепестков под ними вы видите божеств-охранителей Дхармы, обычно очень яростной формы. Они символизируют мощные духовные влияния, которые защищают тантрического ученика от физической опасности и бедствий. Обычно, когда вы получаете мощное тантрическое посвящение, вам также дают посвящение в охранителя, чтобы защитить вас от любых нежеланных влияний, которые могут помешать практике – или даже быть вызваны ею. Защитники бывают разных цветов, но все они крепко сложены, лица их яростны, в руках – различное оружие, а некоторые изображены попирающими ногами врагов Дхармы.

Древо прибежища уже может показаться перенаселенным. Но есть и другие фигуры, над головой Падмасамбхавы. Это гуру телепатической линии передачи, в которой посвящение и учение передаются от ума к уму, от сердца к сердцу. В этих линиях мы встречаем «архетипических» Будд: Амитабху, красного Будду, Будду бесконечного света и вечной жизни, а над ним – сияющая белая фигура Ваджрасаттвы, еще выше Ваджрасаттвы – темно-коричневая фигура Ади-Будды, изначального Будды, Самантабхадры, «Всеблагого», со скрещенными ногами, обнаженного и обнимающего супругу.

Таково, вкратце, космическое древо прибежища согласно традиции Нингма. Глядя на него, со временем очевидно понимаешь, что оно образовано пересечением горизонтальных и вертикальных измерений – или, можно сказать, экзотерического и эзотерического измерений, где горизонтальное, экзотерическое измерение включает Будду, Дхарму и Сангху, а вертикальное, эзотерическое существует в форме гуру, идамов, даков, дакини и охранителей. Космическое древо прибежища, следовательно, в зримой и детальной символической форме символизирует представление о прибежище в целом, его историческую основу, вселенскую перспективу и конкретное практическое применение. Это один из самых сложных и богатых символов всего тантрического буддизма, символ, который можно изучать всю жизнь.

Сколь бы полным и сияющим ни было само древо прибежища, для завершения визуализации необходимо дополнить ее еще несколькими деталями. Высоко в небе, окружая древо, плывут облака, на которых парят боги и богини, совершающие подношения древу прибежища, несущие цветы, светильники, благовония, зонты и так далее. А на самом переднем плане, где ее легко не заметить, находится одинокая, крошечная человеческая фигурка, лицом к лицу со всеми этими Буддами, Бодхисаттвами, гуру, книгами и так далее. Эта фигура обращена спиной к зрителю – в некоторых изображениях видны лишь голова и плечи. Но, приглядевшись, можно увидеть, что руки этой фигурки сложены над головой, и даже рассмотреть нитку четок на запястье, обозначающую, что он совершает простирание перед древом прибежища? Ктоэто? Этовы – втотмомент, когдаобращаетеськПрибежищу.

Именно этой, очень важной фигурой мы, наконец, заканчиваем описание древа прибежища в том виде, в котором оно используется в духовной практике. Древо визуализируется, в каком-то смысле воссоздается, нашим внутренним видением в ходе очень важной тантрической практики, известной как обращение к Прибежищу и практика простираний. Это одна из мула-йог или предварительных йог Ваджраяны – практик или упражнений, которые нужно пройти, чтобы можно было приступить к практике собственно тантрической медитации. По крайней мере, именно так обращение к Прибежищу и практика простираний часто преподносятся в тибетской традиции – как то, что вы делаете в качестве предварительной практики и оставляете позади. Однако если говорить о практике обращения к Прибежищу, это фундаментальный акт буддийской жизни, а не то, с чем нужно покончить, прежде чем перейти к чему-то новому. Следовательно, многие буддисты поддерживают эту практику или возвращаются к ней всю свою жизнь.

Во всех тибетских школах существует своя собственная версия древа, и нет причин, по которой нельзя было бы разработать еще одно. На самом деле, в контексте Западного буддийского ордена для использования было создано особое древо Прибежища. Оно проще, чем многие традиционные модели, в нем гораздо меньше фигур. На центральном лотосе находится Будда Шакьямуни, а также Будды прошлого и грядущего, а изображенные на нем великие учителя принадлежат ко многим традициям – индийской, тибетской, китайской и японской. Еще одна черта этого дерева заключается в том, что оно включает женщину-Архата – одаренную ученицу Будды Дхаммадинну – и женщину-Бодхисаттву Тару. Но, визуализируем ли мы традиционную тибетскую версию древа Прибежища или новую версию, эта практика полностью подходит для использования западными буддистами. Она помогает сделать акт или практику обращения к Прибежищу гораздо более конкретными, оставляя мощный отпечаток в нашем уме (и, как мы далее увидим, и в теле).

Изображения древа прибежища редки, поскольку художники не любят их рисовать – это утомительный труд, учитывая сотни крошечных фигурок, и довольно сильная нагрузка на глаза. Они также дороги, поскольку тибетские художники обычно рассчитывают цену, исходя из количества фигур и использованного золота. Однако время от времени они встречаются, и среди них есть шедевры тибетского религиозного искусства. Каждая фигурка, даже если она размером всего с четверть дюйма высотой, тщательно выписана со всеми возможными деталями, как будто кисть – толщиной в волосок, и целостное впечатление от этого богатства внушает благоговейный трепет.

Однако красочный свиток с древом Прибежища – не просто украшение алтаря или храма. Не предназначен он и лишь для общей практики поклонения. Это руководство для подлинной визуализации. Прежде всего, вы визуализируете древо прибежища, выстраивая деталь за деталью. Как мы видели, вы начинаете с созерцания простора голубых небес и радужно окрашенного облака среди них, из которого растет лотос, где находится собрание фигур. Так вы выстраиваете все древо прибежища, фигуру за фигурой, пока картина не станет полной. В конце концов, как предполагается, вы должны ясно видеть его перед собой, сидя в медитации. Если визуализация не слишком получается, если все, что выходит, – случайное видение единственной фигуры на лотосовом лепестке, вам нужно, по крайней мере, почувствовать, что все древо прибежища перед вами. Особенно вы должны почувствовать или, если возможно, увидеть центральную фигуру Падмасамбхавы. Важно особенно хорошо осознавать ее, поскольку для традиции Нингма он – воплощение всех прибежищ, экзотерических и эзотерических.

Как только вы увидели перед собой древо прибежища или ощутили его присутствие и Падмасамбхаву в центре, вы должны развивать ощущение или чувство того, что Падмасамбхава воплощает все прибежища в своей собственной личности, что он суть Будда, Дхарма и Сангха, гуру, идам и дакини, что все они сосредоточены в его внушающей трепет фигуре. Затем вы развиваете сердечное намерение, пока не обретете Просветление, обращаться к прибежищу в Падмасамбхаве как воплощению всех прибежищ, всем своим существом, телом, речью и умом, устремляя все свои энергии в этом направлении.

В этом месте практики вы повторяете вслух несколько строф, выражающих ваше обращение к Прибежищу в Падмасамбхаве, и после каждого повторения простираетесь. Вы соединяете ладони, которые, предположительно, символизируют бутон лотоса, а затем соединенными большими пальцами касаетесь сначала центра лба, затем горла и, наконец, сердца. Затем вы опускаетесь на колени и вытягиваете руки вперед, пока не очутитесь на полу, простертым перед древом прибежища. Вы поднимаете соединенные ладони над головой в знак приветствия, повторяете строфу или строфы и простираетесь таким образом сто тысяч раз (не сразу – вам позволено распределить общее число на определенное время, но нужно делать, по крайней мере, сто повторений и простираний в день, пока вы не достигнете этого числа). Не стоит и говорить, что практика обращения к Прибежищу и простираний – довольно изнурительное упражнение. Тибетцы верят, что оно исцеляет туберкулез.

Кроме того, ложась на пол перед древом прибежища, сохраняя в уме визуализацию, вы упражняете не только тело, но и воображение. Вы должны воображать, ощущать, что все живые существа, особенно люди, простираются вместе с вами. У правого плеча вы воображаете отца, у левого – мать, а за отцом и матерью – всех мужчин и женщин в мире соответственно. В некоторых формах традиции вы представляете, что ваши родители в буквальном смысле сидят у вас на плечах, как будто вы их несете. За вами находятся все ваши друзья и знакомые, а перед вами – все враги. Когда вы простираетесь и повторяете строфы практики, все они повторяют их и простираются вместе с вами.

Идея заключается в том, что все живые существа делают практику вместе с вами. Вы ведете их, но все совершают практику, в этом участвует весь космос. Это одна из причин, почему мы говорим о космическом древе прибежища – не только потому, что оно воплощает всех Будд, Бодхисаттв, гуру, дакини и так далее всех трех периодов времени (прошлого, настоящего и будущего), но и потому, что все живое участвует в практике посредством того, что вы отождествляетесь с ним в своем воображении. Вы ощущаете, что выполняете ее не одни, она не только для вас; проникнувшись сострадательным духом Махаяны, вы делаете ее на благо всех существ, а все существа делают практику вместе с вами. Конечно, это можно истолковать психологически. В некоторых случаях, с психологической точки зрения, ваши мать и отец действительно сидят у вас на плечах, и вы не в состоянии ничего с этим поделать, вы не можете избавиться от психологической зависимости, которая от них исходит. Вкаком-тосмыслеонивсегдасвами. Но, тем не менее, пусть они простираются с вами. Пусть весь мир, все живые существа участвуют в этом.

Если вам трудно вообразить подобное зрелище, возможно, полезно будет обратиться к характерной западной идее, которую я, определенно, нахожу полезной, когда речь заходит в более обширном видении буддизма, – идее эволюции. Подобно тому, как развитие биологической жизни можно рассматривать в рамках эволюции видов, по аналогии с этим можно думать о духовной жизни как об эволюционном процессе, в котором мы развиваемся на пути к все более высоким и утонченным состояниям сознания. Этот процесс, который я называю высшей эволюцией, конечно, зависит от низшей эволюции в том, что в ходе низшей эволюции, в первую очередь, и возникает сознание. Однако низшая и высшая эволюции отличаются друг от друга в том, что низшая эволюция коллективна, а высшая – индивидуальна и требует сознательных усилий.

Можно рассматривать весь этот процесс представленным космическим древом прибежища. Фигуры на дереве, конечно, символизируют эволюционный процесс на самом высоком уровне. Можете вообразить, что вокруг вас и за вами, когда вы простираетесь, находятся другие формы жизни: человеческие существа и животные, растения и деревья. Простираясь, вы можете воображать не только человеческих существ, кланяющихся вместе с вами, но и всю жизнь, участвующую в этом величественном процессе, космическом обращении к Прибежищу. Мы можем проследить наше существование не только до наших человеческих предков, но и до примитивного человека и обезьян до него, а также всех других форм жизни, в которых мы развивались многие миллионы лет.

Как бы вы это ни представляли, вы читаете строфы практики и делаете простирания – сотню раз, две сотни или даже тысячу раз, если вы хотите сделать сессию дольше. Затем вы останавливаетесь, снова садитесь в позу медитации и продолжаете видеть – или, по крайней мере, чувствовать – древо прибежища. В конце сессии вы видите – или, опять же, ощущаете – белый свет, льющийся от всех прибежищ перед вами, испускаемый центральной фигурой Падмасамбхавы, всеми Буддами и Бодхисаттвами, книгами, архатами, гуру, дакини, охранителями, идамами, архетипическими Буддами. Этот белый чистый свет падает на вас, вашего отца и всех мужчин, вашу мать и всех женщин, его сверкающие лучи растворяют все омрачения и пороки, и все собрание существ полностью очищается. Тогда свет возвращается в тело прибежищ, а затем все фигуры на четырех лотосах растворяются в центральной фигуре Падмасамбхавы, так что остается только он, парящий посреди голубого пространства. Он остается там на несколько минут, а затем вы видите, как он тоже исчезает в пустоте, так что перед вами – только голубое пространство пустых небес.

Такова, по крайней мере, форма практики, которой придерживаются в традиции Нингма. В других тибетских традициях – Кагью, Гелуг и так далее – древо прибежища примерно такое же, с небольшими отличиями в каждой традиции и школе. Но есть одно различие, которое очень важно – оно касается не принципа, но особого воплощения принципа. В традиции Нингма чашечка центрального лотоса занята фигурой Падмасамбхавы, поскольку он считается основателем традиции Нингма. Но в традиции Кагью центральное место иногда занимает Миларепа. Он изображается белым или зеленым (поскольку, согласно его биографии, он годами питался лишь крапивой, и его тело совершенно позеленело). Он обнажен, на нем лишь маленький кусок хлопковой ткани, единственное укрытие от злейших тибетских морозов в горах Гималаев, расположенных гораздо выше линии снегов. Рука поднята к уху, а рот наполовину открыт: это значит, что он поет – конечно, одну из своих знаменитых песен.

В традиции Гелуг центральной фигурой и основателем является Цонкапа, чья строгая приверженность формальным монашеским правилам разительно отличает его от Миларепы. Он одет в монашескую красно-желтую робу, на голове у него высокая остроконечная шапка пандита, особая шапка, надеваемая во время передачи посвящений. Руки сложены в мудре изложения учения (он был великим учителем и комментатором писаний), он держит стебли двух лотосов, которые распускаются у него на плечах, и на одном – пылающий меч, а на другом – книга Совершенства Мудрости. Это знаки Бодхисаттвы мудрости, Манджушри или Манджугхоши, и Цонкапа изображается с ними, потому что его последователи считают его проявлением этого Бодхисаттвы.

Изображения древа прибежища в Гелуг сильно отличаются по характеру, по крайней мере, с художественной точки зрения, от нингмапинских. Присутствуют все те же элементы, но их расположение гораздо более схематично и геометрично, что отсылает к определенной жесткости подхода. Если вы смотрите на гелугпинское изображение древа прибежища с расстояния, кажется, что Цонкапа сидит в середине четырех лучей креста. При более близком рассмотрении можно увидеть, что крест составлен множеством крошечных фигур, которые, как кажется иногда, сидят в маленьких кабинках или комнатках.

Подобно тому, как Будда Махаяны воплощает принцип Будды в его совершенстве, так и изображения Падмасамбхавы, Миларепы и Цонкапы воплощают в соответствующих традициях принцип гуру в его совершенстве, идеального архетипического или вселенского гуру. Каждый из них – воплощение всех прибежищ, а также основатель особой школы, к которой принадлежит наш собственный гуру.

Линия передачи – очень важный аспект всей тантрической буддийской традиции, а также буддизма Чань или Дзен, хотя всегда есть опасность формализации этого принципа. Мы уже знаем, что тантрический гуру – это тот, кто дает посвящение, а оно больше напоминает передачу силы или активацию спящей энергии, чем передачу учения или объяснение догм. Но, хотя опыт в первую очередь заключается в даянии энергии, он также подобен, как говорят, посадке семени. Семя исходит извне, от гуру, но ученик сам должен заботиться о нем, растить его, поливать, обеспечивать светом и теплом. Если вы делаете это, это семя проклюнется и даст побег, на нем появятся бутоны, и в свое время, при должных условиях, растение зацветет, как величественный лотос – на самом деле, это тысячелепестковый лотос самого Просветления. Когда энергии полностью активируются, а духовная сила разовьется во всем ее великолепии, ученик станет Ваджрадхарой, носителем ваджры, или Ваджрасаттвой, ваджрным существом, алмазным существом: сам ученик или ученица станет гуру.

Став гуру, бывший ученик сможет передавать силу своим собственным ученикам. Так запускается цепная реакция, которая начинается с изначального гуру – в традиции Нингма это Падмасамбхава. Однако, несмотря на эту духовную цепную реакцию из поколения в поколение, которую называют линией передачи, важно не воображать, что есть некая «вещь», которая передается. Гуру не передает вам нечто, что можно передать в еще чьи-то руки – и так далее. Этововсенепередачамонашескогоодеянияилисвидетельства. Такчтожепередается? Это можно описать лишь как поток духовной энергии, как некое духовное электричество. Это прямой опыт, который озаряет нас.

Передача из поколения в поколение – не однолинейный процесс. У любого гуру может быть много учителей, он получает много передач. Все энергии этих передач сливаются в нем, как притоки великой речи, и гуру передает все эти энергии. Гуру не теряет энергии в этой передаче. Более того, передавая духовную энергию, гуру получает еще больше: иногда в тантрической традиции говорится, что передача посвящения достойному ученику полезна и плодотворна для гуру. Однако это довольно туманный аспект вопроса: важно понимать, что линия передачи – это не просто идея, не просто объект исторического интереса. Не то чтобы нам было просто приятно возводить свое духовное наследие к Падмасамбхаве. Линия передачи – это истина, факт, который можно пережить как живую духовную реальность.

Помочь ученику ощутить эту живую практику – цель медитативной практики под названием гуру-йога. У этой практики много форм, многие из которых довольно сложны. Здесь я опишу одну из простых форм. Для начала вы представляете, что преобразились в облако света. Вы ощущаете, воображаете, но вы – не что иное как свет, ваше тело – кости, плоть, кровь, мышцы, кожа, сердце – и ум, мысли, преображаются в чистый, сияющий, искрящийся свет. Этот свет постепенно приобретает определенную форму, прекрасную женскую форму фигуры, известной как Ваджрайогини (ваш пол при этом роли не играет). Вы ощущаете, что стали – что вы теперь и есть – эта прекрасная женская форма ослепительно-красного цвета, на которой лишь украшения из человеческих костей, а вокруг нее – ореол радужного света, распространяющийся во всех направлениях. То, что это женская форма, в данном случае важно, поскольку это предполагает восприимчивость к влиянию гуру: во время посвящения ученик (любого пола) становится женщиной по отношению к гуру. Она красного цвета, поскольку в тантрической традиции, как и в западной культуре, красный – цвет любви, страсти и увлечения. То, что фигура обнажена, обозначает искренность, открытость и свободу от любого обмана. А украшения в виде человеческих костей – символ отречения, свободы от привязанностей, бесстрашия перед лицом смерти.

Видя себя в форме Ваджрайогини, вы визуализируете у себя над головой своего личного гуру, а над ним вы видите или представляете фигуру великого гуру Падмасамбхавы. Над ним вы, в свою очередь, видите Авалокитешвару, Бодхисаттву Сострадания, не в его обычной двурукой или четырехрукой форме, а с одиннадцатью головами и тысячей рук, простертых или тянущихся во всех направлениях. Это важная форма Бодхисаттвы, которая символизирует вездесущность сострадания. Еще выше Авалокитешвары вы видите фигуру Амитабхи, красного Будды Бесконечного Света и Вечной Жизни. Вас окружают гуру Индии и Тибета, но ваше внимание, главным образом, сосредоточено на линии гуру над головой Ваджрайогини – то есть у вас над головой. Вы видите и ощущаете, как эта линия передачи, поднимаясь, заполняет все пространство, и молитесь всем этим фигурам. Вы просите у них благословения, чтобы вы обрели Просветление на благо всех живых существ (со временем, выполняя эту практику, вы начитываете эту молитву 100000 раз).

В этот момент все гуру исчезают в свете. Затем Амитабха также исчезает в свете и поглощается фигурой Аавалокитешвары, который исчезает в свете и поглощается фигурой Падмасамбхавы, который растворяется в свете и поглощается фигурой вашего гуру. Затем вы видите сияющий свет, излучающийся из формы вашего собственного гуру во всех направлениях. Вы ощущаете сострадание гуру и чувствуете его благословения, адхиджняну, как это называется, спускающиеся на вас. Вы ощущаете это, вы переживаете это.

Но это лишь подготовка. В Тантре вам нужно нечто большее, чем благословение – вам нужно посвящение. Поэтому затем вы визуализируете белый ОМ на лбу гуру, из которого распространяется луч чистого белого цвета, который падает вам на лоб и помещает перед вами сосуд посвящения. Вы ощущаете, что все ваши телесные проступки, все ваши недобродетельные действия очищены. Теперь вы можете практиковать махайогу, в вас зародилось семя Будды-нирманакаи. Теперь вы визуализируете в горле гуру красную букву А, из которой исходит пылающе-красный луч, который попадает в ваш горловой центр, передавая тайное посвящение, очищая проступки, связанные с речью, и позволяет вам практиковать Ану-йогу, укореняя в вас семя самбхогакаи. Затем в сердце гуру вы визуализируете темно-синий ХУМ, из которого исходит луч дымчато-голубого цвета. Он попадает в ваш сердечный центр, совершает посвящение мудрости, очищает проступки ума и позволяет вам практиковать Ати-йогу, высшую йогу, роняя в вас семя дхармакаи. И, наконец, из всех центров гуру исходят лучи света, составляющие радугу. Эта радуга света попадает во все ваши центры, передавая посвящение знания, очищая все проступки тела, речи и ума сразу и роняя в вас семя способности участия в свабхавакакае, самосущем теле, единстве предыдущих трех кай. В то же самое время вы спонтанно обретаете силу переживания абсолютного самадхи.

Затем вы видите, ощущаете, как гуру спускается с макушки вашей головы по центральному каналу в сердце и занимает там место. Когда гуру опускается в сердце, вы ощущаете, как по вашему телу – или, скорее, по всему психофизическому организму – струится вниз поток, который называется нектаром знания. Вы ощущаете, что впитали в себя запредельную мудрость, как будто вас наполняет нектар, пока он не заполняет все ваше тело, все ваше существо. Когда это происходит, гуру в вашем сердце превращается в свет великого блаженства, всепоглощающего восторга, и вы ощущаете, что ваши тело, речь и ум становятся едины с телом, речью и умом гуру.

В этом состоянии вы остаетесь как можно дольше, а затем завершаете практику молитвой – и именно ей мы также завершим это исследование (или, скорее, визуализацию) космического древа прибежища и архетипического гуру. С помощью одного из моих собственных гуру я перевел эту молитву много лет назад, в то время, когда занимался одной из таких практик. Вот эта молитва: «О, мой непосредственный святой гуру, о, великая драгоценность, пребывающая в лотосе моего сердца, да не отдаляйся ты никогда от меня, но оставайся со мной неразлучным. Даруй мне достижения тела, речи и ума. Да будет у меня во всех рождениях превосходный гуру, с кем я не разлучусь вовек, да буду я практиковать святую Дхарму и, полностью обретя благие качества пути и всех его этапов, да достигну я быстро состояния Ваджрадхары. Да освободится быстро мой дурной ум, и да стану я скоро Гуру-Буддой, и да приведу всех существ без исключения в обитель Гуру-Будды. О, святой гуру, сколько ни продлится твое тело, твоя жизнь и пребывание, пусть продлятся столько и мои».

1 «Мадджхима-никая», 39, «Маха-ассапура-сутта».

2 «Удана», 8, 3, пер. П. Мэйсфилда, Общество палийских текстов, Оксфорд, 1997, с. 166.

3 Дхаммапада, там же, строфы 189-192.

«Творческие символы тантрического буддизма?» Сангхаракшита

«Творческие символы тантрического буддизма», Сангхаракшита.

Скачать бесплатно книгу «Творческие символы тантрического буддизма»