Мы в Индии 2500 лет назад: безоблачное синее небо, огромные пространства джунглей, узкие тропинки, прокладывающие путь между деревьями. На этой сцене появляется Будда, идущий лесными тропами от деревни к деревне, иногда заглядывая даже в города и устраиваясь на ночлег на окраине. Переходя с места на место – пешком, конечно – Будда время от времени встречал попутчиков. Может, их тропы пересекались в лесной чаще, а, может, его находили сидящим у подножия огромного дерева баньяна, под его большой развесистой кроной, или у двери хижины, покрытой пальмовыми листьями, или у входа в пещеру. Вот он сидит там, в вечерней прохладе, и мы видим, как кто-то подходит к нему – или, возможно, человеку просто довелось проходить мимо, и его внимание привлек вид Будды – спокойного, мирного, сияющего.

Как бы это ни происходило, это встреча. Согласно древнему индийскому обычаю, особенно среди странников (а, на самом деле, и в наши дни) они обмениваются дружественными приветствиями и вежливыми вопросами о здоровье и благополучии. Затем, когда соблюдены формальности и установлены личности, возникает своего рода беседа. Со временем, найдя, что другой человек настроен и готов, Будда начинает говорить о Дхарме. То, о чем он говорит, – не просто готовая идея, концепция или философия, воззрение или доктрина. Строго говоря, это даже не учение. Это не что иное, как его собственный непосредственный опыт Просветления и путь, ведущий к этому опыту.

Для того, чтобы создать среду для общения, он говорил о Четырех благородных истинах или о Благородном восьмеричном пути; согласно писаниям, он очень часто затрагивал эти темы. Или же он говорил об осознанности, о медитации, об опыте высших состояний сознания или даже о сверхъестественных способностях, соответствующих им. Если слушатель был особенно восприимчив, Будда мог даже начать говорить о самом Просветлении.

В зависимости от обстоятельств, темперамента и происхождения человека, к которому он обращался, Будда мог сказать лишь несколько слов. С другой стороны, он мог произнести проповедь продолжительностью в несколько часов. Иногда, согласно писаниям, когда он был чем-то особенно тронут, когда обсуждаемая тема была особенно торжественной или слушатель оказывался необычайно восприимчивым, Будда разражался стихами. Что бы он ни говорил и как, он передавал, напрямую или косвенно, свой собственный опыт реальности. Он передавал то, что сделало его тем, кем он стал, – Буддой. В каком-то смысле он отдавал себя. Одна из самых важных характеристик учения Будды, заключается в том, что это обращение одной личности к другой, Просветленной личности – к еще не Просветленной, но, тем не менее, потенциально Просветленной. То, что мы называем буддийскими писаниями, – лишь многочисленные записи таких обращений.

Какое воздействие все это оказывало на слушателя? Мужчина или женщина могли быть кем угодно: аристократом или священником, богатым торговцем или скромным пахарем, ученым, глубоко разбирающимся в метафизических тонкостях и заумных рассуждениях, или человеком, вообще не имеющим к этому способностей, человеком, проведшим много лет в умерщвлении плоти, благочестивым отшельником, распутником или грабителем. Кем бы они ни был, слова Будды почти всегда оказывали на него мощное воздействие. Они глубоко впечатляли слушателя, иногда трогали, а в некоторых ситуациях – совершенно ошеломляли. Иногда те, кто встречался с Буддой, как утверждается, говорили, что они ощутили, словно свет пронизал тьму, словно что-то, опрокинутое с ног на голову, было исправлено, или словно они сбились с пути, и им указали на него. Когда Будда заканчивал говорить, некоторые люди испытывали побуждение разразиться восклицаниями удивления и восторга, а другие заливались слезами. Люди, у которых было что-то на уме – преступление или проступок, совершенный в прошлом, – спонтанно исповедовались в этом. Некоторые испытывали глубокое духовное потрясение, они ощущали, что затронуты до самой глубины, как будто в самом центре их существа произошло землетрясение. Были и такие, кто тут же достигал запредельного озарения, узрев на мгновение проблеск реальности.

В результате того, что они услышали из уст Будды, большинство людей ощущали, что хотят посвятить себя Трем Драгоценностям. Если использовать традиционное выражение, они чувствовали, что хотят обратиться к прибежищу. Но в случае с некоторыми из них даже Обращение к Прибежищу не полностью отражало то, что они чувствовали. Слушатель, ученик – на пали слово звучало так же, савака – чувствовал, что ему нужно выразить что-то еще: сильную благодарность, любовь и уважение к Будде за то, что его глазам открылся целый новый мир духовного опыта – открылся, так сказать, духовный взор, третий глаз. Из этого ощущения того, что Будда отдал так много себя, такую часть своего Просветленного существа, какую его собеседник был способен получить, возникала частая реакция – желание отдать что-то Будде или сделать что-то для него.

Но что можно дать Будде? Чтопредложитьслушателю? Конечно, ничегодуховного. Это должно быть нечто материальное – отрез ткани, предмет одежды, цветочная гирлянда (если у человека было больше воображения) или даже один цветок. Те, кто мог себе это позволить, даже подносили ему сады и парки, чтобы Будда и его бездомные ученики использовали их для уединения. Одна богатая женщина, услышав особенно поучительную проповедь, поднесла ему то, что ранние переводчики бестолково назвали «гарнитуром», по-видимому, необычайно дорогим и сделанным из драгоценностей. Нам не рассказывают, что Будда сделал с ним. Но часто случалось, что в тот момент, когда слушатель хотел отдать что-то Будде, у него ничего не было. В этом случае человек обычно приглашал Будду домой на обед на следующий день. Так, очень просто, по-человечески, люди выражали радость и благодарность.

Сорок пять лет отделяют Просветление Будды от того, что традиция называет паранирваной, окончательным уходом, отделением Просветленного сознания от физического тела. После паранирваны люди продолжали ощущать сильную благодарность к Будде. Если на то пошло, по мере распространения учения, по мере того, как люди находили его все более и более действенным на практике, благодарность и желание выразить ее были велики, как никогда, хотя Будда больше не присутствовал во плоти, чтобы получить их подношения. Примерно через век после паранирваны, следовательно, появилась практика совершения подношений реликвиям Будды, пеплу и фрагментам костей, заключенным в ступы, или ступам, которые были построены в память о Будде.

Эту практику часто называют «поклонением ступам». Это выражение несколько неточно, поскольку если кому-то или чему-то поклонялись, совершая подношения ступе, так это Будде, и это поклонение – если вообще можно использовать это слово – являлось выражением благодарности за учение. На всех мероприятиях в течение нескольких столетий после паранирваны «поклонение ступам» было важной чертой буддизма и занимало важное место в религиозной жизни многих людей, наряду с изучением текстов и медитацией. Мы знаем из литературных источников и археологических свидетельств, что ступам в этот период не только поклонялись, их богато украшали: обвешивали цветочными гирляндами, флагами, знаменами или колоколами. Со временем они стали главными местами проведения крупных религиозных празднеств. Люди годами строили величественные ступы, месяцами украшали их, а затем целыми неделями проводили празднования, с утра до ночи обходя ступу, начитывая мантры, делая различные подношения и возжигая светильники.

Затем, спустя несколько столетий, произошло решающее изменение. Появилось изображение Будды. Историки не сходятся в том, где было сделано первое изображение Будды в камне – в Гандхаре, Матхуре или на Шри-Ланке, поскольку это быстро стало популярным по всему буддийскому Востоку и остается популярным вплоть до наших дней, до такой степени, что мы вряд ли можем подумать о буддизме, не представив образа Будды. Для некоторых людей, на самом деле, изображение Будды и есть буддизм.

Появление изображений Будды имело далеко идущие последствия для буддизма в целом, поскольку популярность поклонения ступам упала, и почитание было, до некоторой степени, перенесено на образ Будды. Ступами, конечно, ни в коей мере не пренебрегали – на самом деле, их продолжают почитать и в наши дни, – но образ Будды стал главным объектом поклонения. Подношения, раньше совершаемые перед ступами, стали совершаться и перед изображениями, становились все более и более изощренными и по мере этого приобретали все более глубокий смысл.

В этой главе мы кратко рассмотрим символизм подношений и приношения себя в жертву в раннем буддизме и в Махаяне, прежде чем более детально рассмотреть этот вопрос в отношении Тантры. На раннем этапе развития буддизма монашеская сангха состояла из восемнадцати различных школ, и только одна из них сохранилась как независимое образование. Эта школа известна как Тхеравада или традиция Старейшин (здесь под «старейшинами» имеются в виду старшие монахи), форма буддизма, которая в наши дни преобладает в Шри-Ланке, Бирме и Таиланде. Во многих прекрасных храмах, существующих в этих странах, хранятся бесчисленные изображения Будды, которым ежедневно совершаются подношения.

Обычно в странах Тхеравады подносятся три вещи: цветы, палочки благовоний и светильники или свечи. Подношения делаются индивидуально: от паствы в целом они не совершаются. Вы делаете все сами, как вам удобно, со своим маленьким подносом с подношениями, и подносите их к ногам Будды. Несколько людей могут совершать подношения одновременно, а, может, вы окажетесь в полном одиночестве. Поднося каждый предмет, вы читаете соответствующие строфы на Пали, чтобы напомнить себе о значении того, что вы подносите. К примеру, подносят зажженный светильник или свечу, вы можете прочитать строфу, где говорится: «Я подношу этот свет Будде – свету трех миров», чтобы напомнить себе о том, что Будда озарил все мирское существование светом своей мудрости. Но свет также предполагает и нечто иное: как один светильник можно зажечь от другого, так можно и зажечь лампу мудрости в наших сердцах от уже горящего света мудрости Будды. В некоторых церемониях в странах Тхеравады на столик для подношений помещаются тридцать семь свечей, что символизирует тридцать семь бодхипакьядхамм, практик, ведущих к Просветлению. В ходе церемонии каждая свеча зажигается от большей центральной свечи, символизирующей Будду.

Во-вторых, подносятся цветы. Есть большое количество строф, из которых можно выбрать, можно даже прочитать их все. Одна из таких строф напоминает нам, что, хотя в момент подношения цветы свежи и прекрасны, и, возможно, на них все еще блестит роса, позже, уже к вечеру, они пожухнут и увянут. Далее говорится, что все мирские вещи подобны этому: сегодня ярки, прекрасны и привлекательны, а завтра уже начинают увядать. Так подношение цветов становится напоминанием об истине вселенского непостоянства: ничто не длится вечно, ничто не остается, все блекнет, все течет. Это действие может также напомнить нам о более глубоком выводе из этой истины – что привязанность ко всему непостоянному может принести лишь горе, что бессмысленно пытаться цепляться за что-либо. Ощутите это, насладитесь этим, но отпустите это, не цепляйтесь за это, не желайте невозможного – чтобы то, что по своей сути непостоянно, стало постоянным. В то же самое время, совершая подношение, вы пытаетесь почувствовать под потоком непостоянных вещей более глубокую реальность, подобную глубинам океана под волнами на поверхности.

В-третьих, вы подносите благовонные палочки. Здесь также есть ряд строф на выбор. Одна из них утверждает, что приятный аромат зажженной палочки с благовониями распространяется во всех направлениях, и малая их толика разносится очень далеко. Запах – это замечательная вещь: невероятно, но микроскопические частицы распространяют свое влияние на такую огромную территорию, – и практика Дхармы обладает соответствующим тонким, но мощным воздействием. Даже небольшая буддийская практика может привести к результату, распространяющемуся за пределы индивидуальной психики практика в его окружение. Возможно, это действие неощутимо, но когда состояние вашего сознания начинает изменяться, кажется, что вибрации распространяются в окружающую атмосферу все расширяющимися кругами, оказывая положительное влияние на других живых существ, знают ли они об этом или нет.

Эти три подношения Тхеравады обладают и иным набором ассоциаций: подношение светильников связано с Буддой, цветов – с Дхармой, а благовоний – с Сангхой. Если объяснять это очень просто, таков символизм подношений в традиционном раннем буддизме, особенно в его современной тхеравадинской форме.

В широком смысле слова, в Махаяне подношения делятся на две группы: внешние подношения и внутренние. Внутренние подношения включают подношения пяти физических чувств. Чувство зрения символизируется зеркалом, обычно круглой формы и металлическим, слуха – парой маленьких тарелочек или колокольчиком, запаха – палочкой благовоний, вкуса – жертвенным пирожным из теста, а прикосновения – шелковым свитком. К этим пяти объектам иногда добавляется шестой: страница печатного текста из писаний, символизирующая шестое чувство, ум.

Смысл этих подношений вполне ясен. Они являются напоминанием о том, что мы должны быть преданы идеалу Просветления на всех уровнях своего существа. Не только ум, не только эмоции – физические чувства также должны быть вовлечены в духовную жизнь, чтобы никакая ваша часть не осталась незадействованной, неподнесенной. В данном контексте чувства означают ваше активное существование. Согласно системе Йогачары, подношение чувств также может быть связано с трансформацией чувственных сознаний во всеисполняющую мудрость Амогхасиддхи, поскольку посредством их вы контактируете с материальным миром. Когда вы устремляете свои чувства к Просветлению, вы, по сути, посвящаете ему всю вашу жизнь и деятельность.

Внешние подношения Махаяны – семь предметов, подносимых почтенному гостю. Согласно древней индийской традиции, это вода для питья, вода для омовения ног, цветы, благовония, лампы, ароматизированная вода и пища. Иногда добавляется музыка как восьмое подношение. Если представить эту сцену – дом в древней или даже современной Индии и посетителя или путешественника. неожиданно возникшего на пороге, – как бы вы приняли гостя? Как бы вы его развлекли? Вероятно, путешественник проделал долгий путь под палящими лучами солнца, и в этом случае он будет испытывать жажду, поэтому первое, что вы ему предложите, – выпить воды. Если он шел пешком, возможно, даже босиком, его ноги будут в пыли, поэтому вы предлагаете ему воду для омовения ног – обычай, который распространен и в наши дни. Затем, когда он освежил себя и сел где-нибудь в доме, вы приветствуете его, опуская ему на шею цветочную гирлянду. Спустя несколько минут вы, возможно, зажигаете несколько палочек благовоний, чтобы создать приятную атмосферу и отпугнуть москитов.

Люди в Индии очень гостеприимны, и гости обычно задерживаются не на час и не на два, а на целый день, неделю или даже дольше. Поэтому гость непременно пробудет здесь до вечера. Естественно, вы зажигаете светильники, а, может, и опрыскиваете гостя ароматизированной водой – к примеру, розовой – что в жарком климате освежает и охлаждает в конце дня. Когда гостю выпадает шанс расслабиться и восстановиться от путешествия, вы накрываете на стол. Традиционно индийский этикет не позволяет вам как хозяину сесть и есть вместе с гостем, поскольку вы должны быть очень заняты уходом за ним. Он сидит один, а все домочадцы помогают накормить его. Быть получателем всего этого, гостем, несколько нервное дело, если вы к этому не привыкли. И вот вы сидите в центре всего этого бурного внимания, люди приходят и уходят с тарелочками и деликатесами, а вы медленно объедаетесь – другого слова не подобрать. Когда вас накормили до отвала и, возможно, дали пожевать бетель, если вы в гостях у культурной семьи, особенно если в ней есть дочери-подростки, одна из девушек возьмет вину или ситар, и вы насладитесь музыкой.

Вся эта процедура по-прежнему проводится в Индии во многих семьях, и какой бы экзотической и восточной она ни казалась, в ней есть очевидные параллели с современными западными обычаями. Если кто-то приходит к нам с визитом, мы тоже приветствуем его чашкой чая и показываем, где можно вымыть руки. С наступлением темноты, хотя можно просто включить свет, возможно, вы зажжете и свечу. Вы предложите гостю поесть, а после еды включите музыку. У нас есть собственные способы обслужить почетного гостя, хотя они и отличаются от индийских традиций.

Традиционная индийская манера приветствия гостя отражается в подношениях, совершаемых везде, где распространен буддизм Махаяны. В особых случаях тибетские буддисты делают семь внешних подношений буквально, размещая их в ряд на алтаре. Сначала идут две чаши с водой – одна для питья, другая для омовения ног. Затем ставится чаша с рисом, в которую воткнут цветок. Немногие цветы растут в Тибете, поэтому тибетцы обычно используют большое, плоское, напоминающее бумагу семя, которое они называют «белым цветком» семя дерева «пламя леса». Затем идет чаша риса с воткнутыми в него палочками благовоний. Затем ставится зажженный масляный светильник и чаша с ароматной водой. И, наконец, помещается жертвенное пирожное на тарелке, а иногда – чаша риса с маленьким фруктом сверху. Если включается восьмой предмет, музыка, в конце ряда кладется пара маленьких тарелок.

Для повседневных целей семь чаш наполняются водой и помещаются на столик для подношения, что символизирует семь подношений. Но смысл тот же: Будду приветствуют как почетного гостя, как если бы мы пригласили его в свой дом две с половиной тысячи лет назад. Как только он устроится в нашем доме, мы дарим ему все самое лучшее, в благодарность за учение. На Востоке люди зачастую ощущают это вполне буквально, когда совершают подношения. Подносят ли они простую зажженную свечу, цветок или палочку благовоний, как в Тхераваде, или делают более сложные подношения Махаяны, мне говорили, что они ощущают себя, в точности как если бы Будда действительно был перед ними, и они принимали его как гостя. Я заметил, что людей очень глубоко трогали такие случаи. Если мы честны, нам придется признать, что нам нелегко и совсем не естественно самим испытывать подобные чувства. Нельзя заставить себя силой. Что можно сделать, так это попытаться принять то, что чувствуют люди на Востоке, и понять общий принцип, то есть выражение благодарности Будде за учение. Тогда мы можем попытаться найти способ выразить наши собственные благодарные чувства в соответствии со своим темпераментом и культурной традицией.

Однако существует и иной, более глубокий смысл этой практики приветствия Будды как почетного гостя. На санскрите слово «гость» – атитхи. Титхи значит время суток, период дня, а а- – просто отрицательная приставка, поэтому атитхи – это тот, кто не приходит в назначенное время – просто появляется. Именно так обычно и происходит в Индии. Вы не назначаете время, не договариваетесь о встрече. Не имеет значения, что человек, которого вы собираетесь посетить, не знает, что вы придете, и, возможно, даже не слышал о вас. Вы просто появляетесь на пороге, внезапно. Именноэтоделаетвасгостем, атитхи. ИБуддаименнотаков. Онпростопоявился. Мир не ждал его, никто не знал, что он идет, – он просто возник на пороге.

Обычай древней Индии – бросить все, когда появляется неожиданный гость. Вэтотденьвынеидетенаработу. Этобылобысмешно – выдолжнызаниматьгостя. Если вы собирались отправиться в поле, вы просите других присмотреть за злаками. Если вы собирались учить детей, вы даете им выходной. Если вы собирались немного позаниматься или навестить друзей, забудьте об этом. Вы все бросаете и полностью посвящаете себя гостю. Таков давний индийский обычай, и иногда и в наши дни люди говорят: «Пожалуйста, относись ко всему в доме, как к своей собственности. Я здесь лишь для того, чтобы служить тебе». Никогда не возникает вопрос о неудобствах. Никто не жаждет сказать: «Что же ты заявился вот так, не предупредив!» Никто не возражает – на самом деле, все рады как никогда. Я слышал, как однажды глава дома сказал при появлении неожиданного гостя (дело было в Южной Индии, где люди особенно религиозны и традиционно настроены): «Мне кажется, будто сам Бог пришел в мой дом». Это показывает, как серьезно индийцы относятся к долгу гостеприимства.

Очевидно, что мы на Западе ведем совершенно иную жизнь. Наше время обычно тщательно выверено. Если кто-то придет неожиданно, все наше расписание будет нарушено, и это может вывести нас из себя. Жизнь уже не так размерена или спокойна, как было несколько столетий назад – и все еще есть в некоторых частях света. Однако, конечно, именно поэтому нам еще больше нужно изменить отношение к жизни и ее стиль, чтобы мы никогда не были слишком заняты для гостеприимства.

Будда как гость символизирует запредельность как нечто неожиданное и беспрецедентное, внезапно прерывающее нашу скучную жизнь, прорывающееся из какого-то другого измерения и совершенно застающее нас врасплох. А семь подношений Махаяны – символ нашего ответа. Когда появляется запредельное и становится для нас неожиданностью, мы бросаем все и внимаем только запредельному, только Будде. Это нераздельное внимание выражается в том, что мы даем гостю лучшее, ничего не прячем и отдаем все, что имеем, отдаем из чувства безграничной благодарности, безграничной радости и любви.

Дух нашего ответа Будде символизируется восемью прекрасными фигурами, восемью «богинями подношений», что соответствует восьми (включая музыку) подношениям в Махаяне, и их можно сделать предметом визуализации в практике медитации. Мы видим, мы чувствуем, как из нашего сердца возникает восемь радуг, которые проходят через макушку головы и разветвляются. На конце каждой радуги находится богиня, изящная шестнадцатилетняя девушка, в руках у которой – соответствующее подношение. Эти восемь богинь совершают свои подношения – воду для питья, воду для омовения ног, благовония и так далее – Буддам и Бодхисаттвам, которые визуализируются сидящими на лотосовых тронах посреди неба. Богини подношений, во всей их красоте, символизируют сущность поклонения, мощный всплеск чувства почитания, чистый и сильный.

В Тантре символизм подношений и принесения себя в жертву принимает некоторые удивительные и странные направления. Как подношения Махаяны включают подношения Тхеравады – те же светильники, благовония и цветы появляются в несколько ином виде, – так и тантрические подношения включают подношения Махаяны. Но есть и важные изменения. В Тхераваде и Махаяне подношения совершаются Будде, Просветленному, и в Махаяне, и в Тантре – всем Буддам и Бодхисаттвам, принципу Просветления во всех его бесчисленных формах и обличьях. Но в Тантре Будды и Бодхисаттвы делятся на два вида, или, скорее, проявляются в двух аспектах – мирном и гневном.

Когда мы думаем о Буддах и Бодхисаттвах, мы, вероятно, естественным образом представляем их спокойными, сострадательными и прекрасными. Но в Тантре многие Будды и Бодхисаттвы обладают гневными, яростными, даже ужасными аспектами, как мы видели, когда говорили о Ваджрапани, что символизирует функцию Просветления, устранение неведения. Призывание этих «гневных божеств», как их иногда называют, и медитация на них – центральная тема тантрического буддизма, особенно в высшей Тантре, ануттара-йога-Тантре. В ней мы должны изучать цветные танки, изображающие эти гневные формы, медитировать на них, занимать ими свой ум, привыкнуть к этим формам по довольно простой причине: эти практики помогают развивать героические добродетели.

В Тантре Будды и Бодхисаттвы в их мирных проявлениях почитаются с помощью обычных подношений Махаяны: пяти объектов, которые символизируют пять чувств, и семи предметов, подносимых почетному гостю. Но когда речь заходит о почитании гневных божеств, существуют особые тантрические подношения, и внутренние, и внешние. Внутренние подношения тантры часто представлены тем, что обычно называется «цветком чувств». В ритуальных подношениях он делается из теста и по форме и цвету напоминает чашу из черепа, которая содержит странные и неприятные объекты – человеческое сердце, язык, вырванный с корнем, отрезанный нос и уши, глаза, вырванные из глазниц. Эти пять объектов сделаны их теста и символизируют пять чувств (сердце в центре – символ прикосновения), они искусно уложены в чаше из черепа, как своего рода букет. Отсюда цветок чувств. Это, первое из особых тантрических подношений, по сути, несет тот же смысл, что и внутренние подношения Махаяны, только в более ярком выражении. Сами чувства – сердце, язык, нос, глаза, уши – должны быть устремлены к Просветлению.

Что касается внешних подношений Тантры, их можно насчитать шесть. Прежде всего, это так называемый кладбищенский цветок, цветок, который, предположительно, растет только на кладбищах и расцветает на трупах. Во-вторых, вы подносите благовония, сделанные из обгоревшей человеческой плоти. Любой, кто бывал на кремации (не на том чистом мероприятии, какие проводятся на Западе, а там, где вы видите и обоняете, как горит тело, как в Индии), знает, что запах обгорелой плоти ни на что не похож, его невозможно забыть. Другие подношения – светильник из человеческого жира, запах желчи, напиток из крови и пища из человеческой плоти. Эти подношения, несомненно, продолжают символический ряд площадки для сожжения трупов, о котором мы говорили в предыдущей главе.

В дополнение к внутренним и внешним подношениям есть и различные «тайные подношения». Один из таких наборов включает человеческую плоть, сердце, кровь, мозг и кишки. Общий смысл подобных подношений, опять же, совпадает с другими тантрическими подношениями, только выражен ярче. Суть в том, что недостаточно быть благочестивым и преданным. Недостаточно собрать воедино все свои чувства, даже это – не так уж много. Совершая эти тайные подношения плоти, сердца, крови, мозга и кишок, вы признаете, что вы должны посвятить себя, отдать себя на грубом, животном уровне, отдать свою кровь, внутренности и все остальное. На другом конце этого спектра – простое подношение амриты, нектара бессмертия, которое символизирует само Просветление или состояние Будды и представлено чашей из черепа, наполненной до краев пивом или иным спиртным. Это подносят только гневным божествам, и часто изображается, как они это пьют.

Все эти подношения занимают важное место в тантрической практике, но еще более важно подношение мандалы. Этапрактика – одна из предварительных йогТантры^¹. В этом контексте слово «мандала» имеет несколько необычное значение, имеющее отношение к вселенной, космосу, как они видятся в традиционной буддийской космологии. Следовательно, подношение мандалы означает подношение всей вселенной. Когда вы подносите мандалу, вы предлагаете все материальное существование Буддам и Бодхисаттвам.

Эта особая форма внешних подношений предполагает, что ваша благодарность Будде и Трем Драгоценностям столь сильна, что становится просто невероятной. Вы ощущаете такую благодарность за то, что вы получили, что в ответ вам хотелось бы отдать все, что вы имеете и чувствуете, все, чем вы потенциально можете обладать и наслаждаться, что можете представлять в воображении. Если бы владели всем миром, вы бы захотели отдать и его. Вы бы не смогли придумать, как лучше распорядиться им, кроме как предложить его Будде. Хотя в буквальном смысле вы не можете этого сделать, вы можете предложить это символически. В этом, как и в духовной жизни в целом, главную роль играет сердечное намерение и отношение.

Мандала символизирует собой не просто физическую вселенную, а систему взаимопроникающих планов или существований бытия и сознания, только один из которых соответствует нашей собственной физической вселенной. Обычно говорится, что эта система состоит из тридцати семи частей, но это число лишь дает представление о самых важных ее частях и вовсе не является полным описанием. Вероятно, число тридцать семь было выбрано в соответствии с тридцатью семью практиками, ведущими к Просветлению, бодхипакьядхаммами, но иногда перечисляются только двадцать пять частей, а в одном списке из тибетских источников приводится число тридцать девять.

Основание мандалы, называемое «алмазной землей», символизирует абсолютную реальность, которая является основой всего феноменального существования. Железная стена обозначает внешнюю границу или (если мыслить это в трех измерениях) внешнюю оболочку этой вселенной. Внутри стены располагаются семь концентрических кругов золотых гор, чередующиеся с семью концентрическими кругами океана. Среди них, согласно списку из тридцати семи частей, располагаются составные части мандалы. Первая из них – гора Меру, царь гор, ось всей этой системы, которая поднимается из центрального круга океана. Меру часто отождествляется с определенной вершиной в западных Гималаях, но в реальности ее вообще не стоит отождествлять ни с одной из земных гор. Под горой Меру находятся низшие миры страданий, чистилища и ады, а над ней – миры богов. На самой горе Меру существуют четыре измерения, в верхнем из которых обитают асуры или титаны, которые постоянно атакуют богов. (Вы начинаете понимать, что эта мировая картина во многом соответствует другому символу обусловленного существования, тибетскому Колесу Жизни.)

Части со второй по пятую – четыре острова или континента, расположенные на внешнем океаническом круге, сразу за железной стеной. Восточный континент – белого цвета и имеет форму полумесяца, у его обитателей лица в форме полумесяца, они спокойны и добродетельны. Южный континент синего цвета, имеет, как нам сообщают, форму овечьей лопатки, и лица его обитателей, соответственно, той же формы. Этот континент, который полон богатств, и в нем существуют и добро, и зло, как говорится, примерно соответствует нашему собственному миру. Западный континент круглый, как солнце, он красного цвета, а его краснолицые обитатели – плотного телосложения и очень привязаны к говядине. Северный континент квадратный и зеленый, его обитатели имеют квадратные лица, как морды у лошадей, и получают все необходимое от деревьев, которые растут на этом континенте.

Части 6-13 – это восемь дополнительных континентов. По два из них относятся к каждому из главных континентов, и они той же формы, что и основной континент. Четырнадцатая часть мандалы – гора из драгоценностей, а пятнадцатая – древо исполнения желаний, обладание которым титаны постоянно пытаются оспорить у богов. Шестнадцатая часть – корова исполнения желаний, корова изобилия, семнадцатая – злаки, которые растут без необходимости их выращивать. Части 18-24 – семь драгоценностей вселенского монарха: здесь слово «драгоценность» означает «лучшее в своем роде». Вот широко известный перечень: исполняющая желания драгоценность, драгоценное колесо, драгоценная царица, драгоценный советник, драгоценный слон, драгоценный конь и драгоценный военачальник. Двадцать пятая часть – сосуд, исполняющий желания, своего рода лампа Аладдина, которую иногда отождествляют с сосудом посвящения. Части 26-33 – восемь богинь подношений, которые живут в собственных небесных мирах, смежных с раем Индры. Части 34 и 35 – солнце и луна: не в буквальном смысле, а, скорее, в том виде, в каком они появляются на верхушке тантрической ступы – как символы взаимодополняющих влияний во вселенной. Тридцать шестая часть – церемониальный зонт, зонт победы и независимости, который венчает всю мандалу, а тридцать седьмая часть – знамя победы, развевающееся на верхушке зонта. Совместно эти тридцать семь частей мандалы представляют собой всю многомерную вселенную.

Согласно традиции Нингма, мандалу подносят так: сначала вы визуализируете космическое древо прибежища, как это описано в четвертой главе. Вы видите внутренним оком величественную фигуру великого тантрического гуру Падмасамбхавы, окруженную эзотерическими и эзотерическими прибежищами. Над ним вы видите гуру духовной линии передачи, восходящей к Будде Амитабхе и Адибудде Самантабхадре, а ниже – гуру, идамов, дакини, дхармапал и так далее, перед ним – Будд трех времен (прошлого, настоящего и будущего), а за ним – священные книги. По обе стороны от него – два крыла сангхи. Вы визуализируете все это в небе перед собой и одновременно начитываете особую эзотерическую версию семичленной пуджи, которую я перевел на английский много лет назад с помощью одного из моих тибетских учителей, Дхадро Ринпоче:

Той Трикае, которая является подлинной природой всех Дхарм, недвойственной, глубокой и обширной, я кланяюсь в почтении.

Я поклоняюсь несотворенному, безграничному и вечному.

Я раскаиваюсь в грехе неведения о том, что мой собственный ум – Будда,

Сорадуясь в естественном состоянии, самоосознавая.

Я прошу Будду повернуть неуловимую, всеприсутствующую и всеисполняющую Дхармачакру. Я молю, чтобы мирское и запредельное утвердились в единстве.

Да достигнут все существа пустоты и великого блаженства!

Эти слова нужно повторять много раз, и, повторяя, ощущать, что все живые существа повторяют их вместе с тобой. После этого вы действительно подносите мандалу. Сначала вы визуализируете ее в своем сердце – алмазное основание, железную стену, золотые горы, круги океана, гору Меру и так далее, иные украшения – а затем подносите ее в знак почтения Буддам, Бодхисаттвам, гуру и дакини космического древа прибежища.

Визуализировать все это детально очень сложно, даже если практиковаться долго. Но есть иной способ выполнения практики, часто используемый в тантрических кругах. Он заключается в буквальном создании упрощенной трехмерной модели вселенной. Вы берете круглое металлическое основание, к примеру, перевернув глубокий поднос, что символизирует алмазное основание существования, и обычно начинаете с того, что символически несколько раз вытираете его. Затем читается мантра «Ом ваджра бхуми а хум» (ваджра бхуми обозначает «алмазное основание»). Делая это, вы пытаетесь осознать, почувствовать, что это глубинная реальность всего феноменального мира. На эту основу вы помещаете большой металлический круг или кольцо примерно в дюйм высотой, символизирующее железную стену, окружающую вселенную. Это кольцо вы наполняете рисом, а на рис ставите второе кольцо, меньшее, чем первое. Это символ горы Меру. Заполнив второе кольцо рисом, вы помещаете на него еще меньшее третье кольцо, символизирующее высшее небесное измерение. Вокруг этой ступенчатой пирамиды вы размещаете несколько зерен риса, обозначающих каждую из других частей мандалы. И, наконец, вы венчаете все сооружение драгоценностью, водруженной на вершину серебряной дхармачакры. Составив мандалу, вы теперь можете поднести ее. Акт подношения заключается или в том, что вы просто поднимаете созданную вами мандалу в направлении алтаря и изображения Будды или гуру на нем, или на самом деле ставите ее на стол для подношений. Вся процедура от начала до конца должна повторяться сто тысяч раз. Важно помнить, что, хотя она подразумевает физические действия, на самом деле практика совершается в воображении и на уровне эмоций. Более того, все эти, на первый взгляд, твердые объекты, представленные рисом и металлом, не так тверды, как кажется: само «основание», на котором они покоятся – нематериально, что в некоторых описаниях буддийской космологии представлено не чем иным, как двумя ветрами, дующими навстречу друг другу.

Если у вас нет на это времени, есть и еще более упрощенная форма подношения мандалы. Для этого вы просто наполняете ладони рисом и выполняете особый ритуальный жест или мудру, символизирующую мандалу. Для выполнения этой мудры вы соединяете обратные стороны безымянных пальцев, чтобы они торчали вверх, символизируя гору Меру. Затем вы скрещиваете средние пальцы и хватаетесь за их кончики указательными пальцами, скрещиваете мизинцы и хватаетесь за их кончики большими пальцами. Так создаются четыре угла, что символизирует четыре континента. Соединив руки подобным образом, вы читаете эту строфу:

Основа очищается ароматной водой и усыпается цветами.

Она украшается царем гор, четырьмя континентами, солнцем и луной.

Думая об этом как об измерении Будды, я подношу его Будде.

Добродетелью этих заслуг пусть все человеческие существа достигнут измерения блаженства.

Теперь, когда вы поднесли вселенную, кажется, что больше отдать нечего, и это верно, если речь идет о внешних подношениях. Но разве не остается еще кое-что, что мы еще не поднесли? Это ваше собственное «я» и особенно ваше тело. Недостаточно поднести всю вселенную. Нужно поднести подносящего. Даже если вы поднесете всю вселенную сто тысяч раз, на самом деле, вы отдаетесь полностью только тогда, когда отдаете себя. Все сводится к давней и – для некоторых – довольное проблематичной идее принесения себя в жертву. Те из нас, кто родился и был воспитан в западных странах, должны, вероятно, подходить к этому с осторожностью. В начале развития христианской церкви после крещения (тогда оно происходило во взрослом возрасте) предполагалось, что вы не должны снова грешить, и в некоторых церквях верили, что, согрешив, вы уже не можете обрести искупление. Но со временем появилось представление о том, что есть способ искупить свою вину: стать мучеником за веру, смыть свой грех крещением или кровью. Со временем это стало означать, что из чувства вины некоторые христиане начали активно стремиться к мученичеству и даже настаивать на нем, когда власти всячески создавали для них возможность избежать болезненной смерти.

Спустя какое-то время христианство стало государственной религией Римской империи, что значительно сократило возможности для мученичества и оставило грешников без средства спасения себя от адских мук. Согласно некоторым мнениям, это стало одной и причин возникновения христианских монашеских и отшельнических традиций: аскетизм и умерщвление плоти, подразумеваемые ими, стали заменой мученичества. Если никто не готов мучить вас, вам придется предпринять меры по причинению боли и страданий самому себе – поэтому вы становитесь отшельником, носите цепи или живете на вершине столба (или же делаете это незаметнее, надевая власяницу под монашескую робу). На Западе и в наши дни преобладает представление о том, что монашеская жизнь должна сопровождаться искуплением и аскетизмом.

Вряд ли многие мученики и занимающиеся самобичеванием монахи искренне пытались выйти за пределы самих себя. Определенно, были люди, которые даже в этих обстоятельствах могли ощутить и выразить подлинную заботу о других людях. Однако другие, по-видимому, были заняты исключительно спасением собственной души, и побуждал их к этому страх наказания или надежда на воздаяние. Обращаясь к тибетской тантрической практике принесения себя в жертву, известной как «чод», важно помнить, в чем она отличается от христианской традиции мученичества, хотя и то, и другое особенно сосредоточивается на принесении в жертву физического тела.

Чод – тибетское слово, означающее «отсечение», что соответствует санскритскому чедана. То же самое слово появляется в названии «Ваджраччхедика-сутры», известной на Западе как «Алмазная сутра», учении о запредельной мудрости, которая остра, как азмаз. Однако если «Алмазная сутра» призвана отсекать неведение у самого корня, практика чод заключается просто в отсечении эго или, если быть точнее, в отсечении привязанности к эго или «я» и особенно – привязанности к физическому телу, с которым мы так упорно отождествляем себя большую часть времени.

Прежде чем мы обратимся к тому, что происходит в практике чод, мы должны остановиться и кратко поразмышлять, что имеется в виду под эго. В одной из своих песен тибетский йогин Миларепа упоминает то, что переводчик называет «демоном эгоизма», но нам нужно подходить к этим словам очень осторожно. В духовных кругах много говорят об эго. Люди говорят, к примеру: «О да, я не должен позволять мешать мне моему эго» или «Видимо, мое эго просто застало меня врасплох», – как будто эго похоже на непослушное существо, злобный призрак. Такие выражения отражают и укрепляют тонкое недопонимание вопроса, поскольку они предполагают, что эго – это не вы, а это как раз и есть вы. Эго суть вы. Именно вы придерживаетесь определенных взглядов, сопротивляетесь, не воспринимаете информацию или упрямитесь. Эгоизм – не отдельная сущность, а воззрение. Можно сказать, к примеру, что щедрость противостоит эгоизму, но не что она избавляет вас от эго (демона эгоизма). Очевидная проблема использования языка заключается в том, что утверждение об отдельном существовании эго позволяет вам переложить на него ответственность за собственную эгоистичность: «Это не я, это мое эго». Эго подобно местоимению «it» в английской фразе «it’sraining»: психологическая или духовная реальность заключается в том, что мы просто ведем себя эгоистически. Именно это эгоистическое отношение призвана отсечь практика чод.

Практика чод изначально была составлена Падампой Сангье и Мачиг Лабдрон. Чтобы выполнить эту практику, тантрический йогин покидает город, своих друзей и спутников и уходит прочь, в дикое и уединенное место, предпочтительно населенное духами – к примеру, на площадку для сожжения трупов. Он берет с собой различные предметы, нужные ему для ритуальной части практики – шкуру дикого зверя, на которой остались когти, палатку, жезл с трезубцем, трубу, сделанную из берцовой кости человека, и большой двусторонний барабан.

Этот йогин устраивается в уединенном месте, вероятно, в окружении трупов и костей, видит случайный проблеск горящих глаз в темноте – быстрый взгляд местных шакалов – или даже ощущает присутствие нечеловеческих существ вокруг себя. В этом жутком месте он начинает практику чод с различных предварительных упражнений, а затем возносит молитву великому тантрическому гуру Падмасамбхаве. Затем он сосредоточивает внимание на своем физическом теле, начиная отождествлять его с трупами, лежащими вокруг него на различных этапах разложения. После этого он пытается ощутить, что его ум, его подлинный ум, отделен от тела, визуализируя его, как «дакини знания» или «дакини осознанности». Подобно дакини, о которой мы говорили в предыдущей главе, эта полностью обнажена, за исключением нескольких костяных украшений, хотя эта дакини – обычно черного цвета. У нее гневное выражение лица и три глаза: третий – око мудрости. В руках у нее – своего рода тесак и чаша из черепа. Отождествляя себя с этой дакини знания, вы видите свое физическое тело мертвым, как жирный, привлекательно выглядящий труп, в то время как ваш истинный ум стоит за ним, независимый от него, представленный в виде дакини знания или осознанности.

Эта ужасная дакини начинает размахивать тесаком. Внезапно она отсекает голову от вашего собственного мертвого тела. Ваша отсеченная голова тут же становится черепом, который дакини переворачивает и помещает поверх трех меньших черепов, тем самым создавая нечто вроде котла на трех ножках. Затем она рассекает ваш труп на кусочки и бросает их в котел из черепа, как подношение божествам. После этого произносятся определенные мантры – то есть вы, йогин, их произносите, – и одновременно куски плоти и костей в котле-черепе превращаются в амриту, нектар бессмертия.

Затем вы призываете Три Драгоценности и божеств-охранителей, а также духов различных видов прийти и насладиться пиром, вкусив нектара. Вы говорите им, что жертвуете физическим телом, поскольку это корень двойственности, заставляющей вас различать субъект и объект. Вы – в приподнятом настроении, исполненный ощущения победы и даже героического духа – призываете разрозненные группы духовных существ, высших и низших, прийти и насладиться нектаром в той форме, в которой им это приятно, гневной или мирной. Будучи тантрическим йогином, вы должны действительно все это ощутить. Это не просто представление, фантазия, прочтенная в хорошо освещенной комнате. Это то, что вам предстоит пережить в полном одиночестве, справляясь со всеми этими ужасными образами. Смысл открывается только в действии.

Практики чод – это обычно бродячие йогины: найдя подходящее место, особенно на площадке для сожжений, они остаются там на несколько дней для выполнения практики чод. Со временем, если ваша практика постоянна, вы начинаете ощущать, что ваше тело – уже труп, и привязанность к нему начинает иссякать. Вы все яснее видите, что существует только ум как чистая и светоносная реальность – осознавать ли это в форме красной дакини или нет.

Немногие из нас готовы пройти через такое. На самом деле, немногие хотят пожертвовать собой в каком бы то ни было смысле: возможно, мы не склонны вообще ничего жертвовать, не говоря уже о мандале, что символизирует всю вселенную. По сути, вся тема преданности, благодарности, подношений и принесения себя в жертву может показаться довольно сложной западным людям. Давняя буддийская традиция, которую Нагарджуна называет «почитанием достойных почитания», плохо сочетается с нашими принципами равенства: в наши дни люди, кажется, чаще всего склонны все принижать, порочить и умалять.

Соответственно, мы склонны неверно истолковывать утверждения некоторых буддийских учителей, которые, на первый взгляд, высказываются пренебрежительно о совершении подношений. По сути, такие заявления делаются, чтобы оградить нас от искушения считать подношения сутью и смыслом буддийской жизни и практики, поскольку некоторые буддисты временами и в определенных регионах были к этому очень близки. Хотя совершать подношения – благое дело, есть другие формы практики Дхармы, которые приносят еще больше пользы. Великий тибетский учитель Гампопа (основной ученик Миларепы) ярко говорит об этом в своем «Драгоценном украшении освобождения», используя традиционную тибетскую гиперболу:

Какие бы неисчислимые подношения ни совершались, как бы они ни были разнообразны,

Ни заполняли миллионы и миллионы вселенных –

Подношение их самому возвышенному существу (Будде)

Не сравнится с заслугами благожелательности».

Заслуги, обретенные посредством лишь небольшой практики благожелательности, столь же неизмеримы. Как написано в «Ратнавали»,

Даже если человек раздаст пищу,

Приготовленную в трех сотнях горшков, трижды в день ежедневно,

Это не сравнится с заслугами

Одногомгновенияблагожелательности^².

Гампопа ни в коей мере не принижает совершение подношений и практику щедрости, дану, высоко чтимую всеми традициями буддизма. Для Бодхисаттвы – а именно практика Бодхисаттвы или будущего Бодхисаттвы описывается здесь – практика развития майтри и каруны (доброжелательности и сострадания) есть преданность счастью всех живых существ, то есть помощь им в обретении Просветления. Поэтому ее польза, как для вас, новичка-Бодхисаттвы, так и для других людей, бесконечна. В каком-то смысле Гампопа объясняет, в чем истинный смысл преданности и щедрости как естественного выражения благожелательности и сострадания.

Можно – и очень полезно – распространять это чувство благожелательности не только на собратьев-людей, но и на всю вселенную. В «Ратана-сутте» Будда говорит:

Итак, все вы, духи, слушайте внимательно.

Смотрите с любовью на род людской,

И, поскольку они совершают подношения днем и ночью,

Следите пристально и заботливо их опекайте^³.

Эта строфа, несомненно, отражает анимистическое отношение к природе. Вероятно нам, выросшим в христианской среде, не так просто представить столь сильные чувства к природе и природным объектам. Люди в Индии гораздо более близки к своим языческим корням: если у них будет хоть крохотная возможность поклониться чему-либо, они будут счастливы, особенно в деревне. Так, по крайней мере, считал мой учитель Бхиккху Ягдиш Кашьяп, который рассказал мне забавный случай, увиденный им мальчиком в деревне в отдаленной части индийского штата Бихар. При строительстве новой дороги ее снабдили мильными камнями, и однажды утром он увидел, как женщина из деревни направляется к ближайшему камню с подносом, на который она поместила киноварь, цветы и несколько палочек благовоний. Подойдя к столбу, она намазала его киноварью, рассыпала цветы и воткнула палочки благовоний в землю перед ним. Затем она поклонилась мильному камню, сложив руки. Она думала, что это новый бог.

В основе подобного поклонения без разбора лежит, по сути, анимизм, и, несмотря на всю его примитивность и простоту, это здоровая основа для духовной жизни. Вы чувствуете, что все вокруг живое, ощущаете родство с силами природы и хотите умилостивить их, подружиться с ними. Механистический материализм предполагает, что все – просто мертвая материя. Но, несомненно, лучше считать все вокруг – деревья, камни, потоки, облака, – живым, даже если вы совершенно по-детски это персонифицируете.

Некоторые западные ученые с беспокойством отмечают, что в иных традиционных буддийских культурах чистые философские и этические учения буддизма загрязнены, как им это видится, добавлением в них анимизма и почитания духов. Сам я не разделяю этого беспокойства. На определенном уровне мы действительно являемся частью природы, мы окружены разного рода естественными силами и энергиями, которые также присутствуют внутри нас, и не можем не ощущать и не переживать их, пусть даже в форме духов и богов неба и земли. А если вы ощущаете их подобным образом, вы, что естественно, хотите сохранить добрые отношения с ними: вы совершаете им подношения, а они в ответ защищают вас.

В данной строфе «Ратана-сутты» ее составитель принимает этот архаичный, языческий, анимистический подход к вещам и придает ему более широкий смысл. Он говорит: «Будьте на дружеской ноге с вселенной. Если вы дружественны к вселенной, вселенная будет дружественна к вам». Вселенная (в форме богов) как будто готовится заключить с вами сделку. Мы соглашаемся почитать богов и обеспечить их подношениями, а в ответ они соглашаются защищать нас. Сегодня считается более реалистичным относиться к вселенной как к чему-то непримиримо-враждебному и грозному, но на самом деле такие взгляды еще более параноидальны – это естественный результат жизни во вселенной, которая считается безличной.

Трудно ощущать доброжелательство и любовь к чему-то, что вы считаете безличным. Прежде чем почувствовать положительные эмоции к чему-либо, вам придется наделить это личными качествами, и это заметно в том, как некоторые люди любят свою машину или мотоцикл – почти как человека. Создание живой связи с чем-то, чье устройство, в конечном счете, остается тайной, требует олицетворения этого, требует назвать это «он» или «она». В конце концов, иногда мы говорим что-то вроде: «Сегодня ей что-то нехорошо. Недумаю, чтоонасчастлива. Может, ейненравитсяпеременапогоды». Подобно этому, в той мере, в которой вы относитесь позитивно к жизни в целом, вы начинаете персонифицировать вещи, чтобы они были не просто вещами, а «духами», по крайней мере, в поэтическом смысле. Если вы хотите вступить в отношения с вселенной, хотите любить ее, вам нужно видеть в ней что-то личное.

На протяжении всей буддийской традиции можно найти то же ощущение важности умилостивления местных духов. К примеру, в одной из песней Миларепа поет:

Вы, местные демоны, духи и боги,

Друзья Миларепы,

Пейте нектар доброты и сострадания,

А затем возвращайтесь в свои обители^⁴.

Эти боги, богини и духи можно также рассматривать как аспекты самого себя. Основные энергии, которые находят выражение в природе посредством примитивного фольклора местной культуры, также существуют внутри нас, и мы не можем игнорировать их или отделить себя от них. Напротив, мы можем обратить на них внимание, принять их, усвоить и направлять их, как Падмасамбхава, который, как утверждают, покорил демонов Тибета. Подобно тому, как мы должны подчинить себе наши внутренние импульсы, так мы должны подчинить те же силы в том виде, в котором они находят выражение в местной культуре. К примеру, вместо того, чтобы строить точную копию тибетского или японского буддийского храма в Англии, что было бы несколько чуждым нам, можно построить его в английском стиле. Вероятно, вы по-прежнему захотите поместить в его центре изображение Будды, но можно использовать и мотивы или символы местного характера. К примеру, вместо листьев бодхи можно украсить алтарь резными дубовыми листьями, которые глубоко символичны для англичан. Друиды почитали дубовые деревья и омелу, которая растет на них, а позднее дуб получил ассоциации с силой и прочностью («крепок, как дуб»), основанные на необычайном успехе английских судов, построенных из него. Вся та энергия, которая заключена в этих давних ассоциациях, будет помогать тому, что происходит в храме.

В Индии, когда впервые создавались изображения Будды, основные боги местной традиции, Индра и Брахма, еще не полностью поблекли. К примеру, есть изображения Будды, спускающегося из девалоки, и его сопровождают эти два божества. Они меньше, чем Будда (будто они его слуги), но все же присутствуют, все же им отводится определенное место. Этническое, так сказать, объединяется с универсальным, низший идеал – с высшим. Вселенная, которую мы знаем и любим в форме родной земли и традиций, устремляет наши сердца к высочайшим идеалам, делает их личными, тем, что мы можем любить.

Мы буддисты и больше всего остального должны любить Дхарму. Когда мы совершаем подношения, когда мы жертвуем собой, мы должны делать это не из мрачного чувства долга, но из любви, страстной любви. В «Парабхава-сутте» «Сутта-нипаты» Будда говорит «дхаммакамо бхавам хоти», что означает что-то вроде «тот, кто страстно любит Дхарму, продвигается». Это очень важно. Если вы считаете себя буддистом, вы должны спросить себя, действительно ли вы любите Дхарму. Здесь употребляется слово «кама», палийское слово, обозначающее страстного любовника. Знаки любви к Дхарме подобны знакам страстной любви к мужчине или женщине. Когда вы любите кого-то, вы хотите проводить с ним время, что-то сделать для этого человека, преподнести ему подарок. Когда вы любите Дхарму, учение Будды, вы хотите тратить на него время и отдавать себя ему. Именно это – подлинная практика Дхармы: вы хотите читать о ней, изучать ее, практиковать ее, слышать о ней, общаться с людьми, которые заинтересованы в ней.

Если вы видите Дхарму как нечто скучное, но несущее вам благо, вы недалеко уйдете. Интеллектуальная убежденность в том, что буддизм хорошо на вас влияет, может подготовить почву, но для продвижения вы должны по-настоящему любить его. Подобно тому, как мы не нуждаемся в поощрениях, чтобы поговорить об объекте нашей страсти с любым, кто нас выслушает, вам захочется говорить о Дхарме, когда только выдастся возможность. Подобно тому, как вам хочется дарить подарки человеку, которого вы любите, даже сорить деньгами ради него, любя Дхарму, вы захотите бросить к ее ногам все, что имеете. Но на самом деле это не расточительство – по сути, это самое лучшее из возможных вложений, но вы не считаете его вложением: вам просто хочется отдавать. Вот подлинная тайна буддийских подношений и принесения себя в жертву.

1 В тибетском буддизме предварительные йоги составляют последовательность практик, которые нужно завершить, прежде чем приступить к высшей тантрической практике. Традиционно нужно завершить все эти практики, чтобы получить право на полное тантрическое посвящение. Наиболее известна следующая совокупность:

1) Практика обращения к Прибежищу и простираний.

2) Зарождение Бодхичитты.

3) Медитация и начитывание мантры Ваджрасаттвы.

4) Подношение Мандалы.

Иногда добавляется пятая практика, называемая Гуру-йогой. Эти практики – общие для всех школ тибетского буддизма, хотя бывают и варианты. Традиционное требование – выполнить каждую из этих практик сто тысяч раз.

2 «Драгоценное украшение освобождения», там же, с. 94-95.

3«Ратана-сутта», пер.Сангхаракшиты, в книге «Полное собрание стихотворений 1941-1994 гг.», Вайндхорс пабликейшнз, Бирмингем, 1995.

4 «Рассказ о долине Сокровищ Красной Скалы» в «Сотне тысяч песен Миларепы», там же, с. 5.

«Творческие символы тантрического буддизма?» Сангхаракшита

«Творческие символы тантрического буддизма», Сангхаракшита.

Скачать бесплатно книгу «Творческие символы тантрического буддизма»