Пустота как выход за пределы нигилизма и этернализма
Тот, кто представляет мир, подобный миражу,
В качестве существующего или несуществующего,
Соответственно, впадает в неведение.
Там, где есть неведение, нельзя обрести освобождение.
Последователь несуществования отправляется в плохие перерождения,
А последователь существования отправляется в счастливые перерождения.
Посредством верного и истинного знания
Человек не полагается на двойственность и обретает освобождение45.
Для Нагарджуны нигилист – это тот, кто верит в то, что мир, подобный миражу, на самом деле не существует. Он действует с глубоко негативной позиции, отказываясь признать, что вещи причинно связаны, возникают в зависимости от определенных условий и исчезают, когда эти условия устраняются. Без подобной связи мир не имеет смысла или значения, а духовная практика становится бессмысленной. Нигилизм – это философское выражение позиции отвращения к миру. Однако отвращение полагается на существование вещи, которая вызывает неприязнь. Если человек ненавидит мир так сильно, что отрицает само его существование, в том смысле, что считает его процессы морально бессмысленными, а жизнь – в конечном счете, тщетной, на самом деле он довольно сильно отстаивает его существование.
Лучше быть относительно уравновешенным, дальновидным, нравственным человеком, хотя и с сильными мирскими привязанностями, чем критичным, брюзжащим, лишенным иллюзий, кислым и отвергающим мир циником
Именно это негативное воззрение приводит к плохим перерождениям, другими словами, к перерождению в несчастных уделах. Его корень – нежелание работать с миром на его собственных условиях. Отрицание самого существования мира позволяет нам делать все, что нам нравится. Нигилист не верит, что неискусные действия приводят к страданию, и именно это делает нигилизм столь опасным как для личности, так и для общества. Проблема нигилизма заключается в том, что, как и другие формы отрицания, он может преподносить себя в псевдо-духовном обличье – например, в качестве воззрения о том, что «все едино» и с моральной точки зрения нет разницы между правильным и неправильным. Человек, который по натуре склонен к нигилизму, может даже увлечься буддизмом из-за идеи о разрушении самости или эго. Но ненависть к себе или отвержение себя, не говоря уже о помощи человеку в преодолении самости или прозрении сквозь нее, может в действительности усилить эмоциональную поддержку ее посредством, подпитываемую заблуждениями.
С другой стороны, «последователь существования» является этерналистом. Такой человек верит, что мир не менее реален, чем кажется, что жизнь имеет смысл, а другие миры, такие, как ад и рай, также реальны. В соответствии с этим воззрением, человек серьезно относится к тому, как он живет в этом мире, и склонен скрупулезно заботиться о своей нравственности. Если ментальная позиция нигилиста характеризуется ненавистью, то у этерналиста она отмечена привязанностью.
Привязанность – ни в коей мере не позитивное состояние ума, но это шаг вперед по сравнению с нигилизмом. Вы не найдете освобождения, будучи этерналистом, вы продолжите испытывать опыт дальнейших перерождений, но вера в то, что мир существует на самом деле, и вы можете схватить вещи и даже удержаться за них, скорее всего, сделает эти перерождения счастливыми. Лучше быть относительно уравновешенным, дальновидным, нравственным человеком, хотя и с сильными мирскими привязанностями, чем критичным, брюзжащим, лишенным иллюзий, кислым и отвергающим мир циником. С духовной точки зрения, здоровое принятие мирского – более многообещающая основа для будущего духовного развития, чем полное отрицание жизни, как оно преподносит себя, даже если это отрицание подтверждено «буддийскими» авторитетами.
Однако освобождение – нечто отличное от этих двух воззрений. Просветление – это пробуждение от воззрения как о том, что подобный миражу мир существует, так и о том, что его не существует. Нельзя сказать о мираже, что он существует как нечто абсолютно реальное, но нельзя сказать о нем и того, что он вообще не существует, поскольку мы его воспринимаем. То же самое справедливо по отношению к миру. Так мы выходим за пределы двойственности.
Самоунижение и аскетическая тренировка
Практика не выполняется лишь
Умерщвлением плоти,
Поскольку так человек не прекращает ранить других
И не помогает другим.
Те, кто не понимают ценности великого пути превосходного учения,
Украшенного даянием, нравственностью и терпением,
Причиняют вред своему телу, вступая
На путь заблуждений, подобно корове, (обманывающей себя и тех, кто идет следом).
Их тела обвиты змеями порока
Мучительных эмоций, они на долгое время
Вступают в ужасные джунгли циклического существования
Среди деревьев бесконечных существ46.
Умерщвление плоти – выражение ложного воззрения нигилизма. Оно возникает из соединения духовной жизни со страданием, из идеи, что боль полезна, а страдание – великое очищение. Логическое обоснование, лежащее в основе этой практики, заключается в том, что с помощью умерщвления плоти можно взять под контроль телесные желания и инстинкты, а посредством отношения к телу с отвращением можно отстраниться от него и перестать отождествлять себя с ним. Однако в реальности умерщвление плоти приводит лишь к тому, что тело становится в той же мере центром внимания, что и при крайней потакании чувственным желаниям.
Мы рады потакать себе и рады наказывать себя, но находим почти невозможным следовать срединному пути самодисциплины и духовной подготовки
Это ошибочное обоснование понятно, учитывая ключевое значение в буддизме понятия дуккхи, страдания неудовлетворенности. Но еще один способ взглянуть на учения Будды о дуккхе – подумать о том, что он просто напоминает нам о бессмысленности воображать, что можно совсем избежать страдания и дискомфорта. Когда они неизбежны, лучше всего переносить их, если делаешь это с бодрой уравновешенностью, а не пытаешься отрицать это существование или стремишься отвлечь себя. Будда ясно дал понять, что духовная жизнь не обязательно должна быть болезненной. Один тип учеников, говорит он, на самом деле заняты борьбой на протяжении всего своего пути: у них не бывает легких времен. У других учеников есть трудности вначале, но потом, по мере продвижения, практика становится более приятной. Третий тип начинает практиковать с легкостью, но позже встречается с трудностями. И, наконец, есть тип учеников, чья духовная жизнь начинается приятно и продолжает быть приятной на протяжении всего пути.
Этот вопрос не так прост, как кажется на первый взгляд. Прежде всего, есть несоответствие между приятными условиями, которые нужны обычному человеку для того, чтобы вести приятное существование, и часто спартанскими условиями, в которых духовный практик способен ощущать счастье и радость. Опыт духовной жизни может быть счастливым и вдохновляющим, хотя и будет казаться трудным и болезненным людям, которые не имеют желания вести подобную жизнь. Глядя на эти условия снаружи, обычный человек естественным образом вообразит, что духовная жизнь должна быть суровой и почти безрадостной, и что любые ее милости должны сначала быть оплачены страданием. Но практик вполне может испытывать внутреннее довольство и радость, независимо от внешних условий.
Дело в том, что определенные ключевые моменты духовной жизни, скорее всего, будут до некоторой степени неприятны, не в последнюю очередь потому, что преодоление давно укоренившихся привычек тела, речи и ума противно человеческой природе. Но по мере продвижения опыт должен становиться все более радостным, с какими бы неприятными или трудными обстоятельствами мы ни сталкивались. В любом случае, опыт дискомфорта и страдания сам по себе не означает, что совершается событие подлинно духовной природы. Едва вернувшись в Англию из Индии, я обнаружил, что это недопонимание распространено среди практиков Дзэн и медитации «випассаны». По сути, они наказывали себя и называли это «буддизмом». Главным критерием определения своего прогресса они обычно считали степень умственного и физического страдания, которое они ощущали в связи с медитацией. Судя по своей странной злорадной манере, монах, который наставлял их в «випассане» до моего приезда, как казалось, не больше стремился облегчить их страдания, чем они сами. Когда одна из его учениц сказала мне, что я совсем не похож на него, я ощутил, что это замечание – вовсе не комплимент. Было некое мечтательное восхищение в ее следующих словах: «Он был настоящим садистом».
Можно понять, почему люди приходят к подобным извращениям, потому что на Западе многие склонны смешивать нездоровое желание самоунижения, основанное на чувстве вины, ненависти и презрении к себе, со здоровым признанием необходимости самодисциплины. Слово «аскетизм» происходит от греческого слова «аскесис», которое означает просто «упражнение». Подобно тому, как атлет упражняет тело, так и духовный практик тренирует ум. Это совсем не то же самое, что умерщвление плоти, хотя стоит признать, что многое из того, что выдается за самодисциплину, на самом деле является невротическим умерщвлением плоти. По-видимому, нам часто проще наказать себя, чем применить подлинную самодисциплину. Мы рады потакать себе и рады наказывать себя, но находим почти невозможным следовать срединному пути самодисциплины и духовной подготовки. Это происходит частично из-за того, что многое из того, что на самом деле является простой самодисциплиной, мы склонны считать видом умерщвления плоти. Например, человек, который ест мясо, скорее всего, рассматривает отказ от него как акт самоотречения, а не как часть тренировки.
Ситуация далее запутывается по мере того, как случайные удовольствия с легкостью превращаются в постоянное потакание себе, а в конце концов становятся необходимыми. Привыкшие к нашим удобным постелям, мы находим необходимость спать на матрасе на полу реальной трудностью. Но для многих людей в мире, которые привыкли спать на коврике на земле, матрас будет верхом роскоши. Истина заключается в том, что почти каждый человек, живущий в наши дни на Западе, наслаждается уровнем роскоши и комфорта, который был недоступен даже самым состоятельным людям несколько столетий назад.
Следовательно, тренировка – вопрос ослабления пут, которые связывают нас с теми удобствами, к которым мы привыкли, вопрос того, способны ли мы обходиться без них время от времени и, что важнее всего, делать это с радостью. Футболист рад тренироваться шесть часов в день, профессиональный пианист – упражняться восемь часов в день. Они не наказывают себя. Они упражняются для того, чтобы достичь определенной цели. Вот и все. Для духовного аскета все именно так. Если ты хочешь помочь своей команде набрать голы – в духовной жизни, как и на футбольном поле, – вам нужно усердно упражняться.
Нагарджуна указывает на суть вопроса, когда утверждает, что умерщвление плоти бесполезно в том, что касается более обширных целей духовной жизни. Вкладывая энергию в нанесение вреда телу, мы выказываем недостаток интереса к каким бы то ни было реальным духовным усилиям, а Нагарджуна далее обозначает, что, на самом основном уровне усилий в Махаяне, мы решаем не практиковать: первые три совершенства – даяние, нравственность и терпение.
Это наше неумение ценить позитивную природу духовного пути позволяет нам следовать этому вредному и бесполезному подходу. Не говоря уже о том, чтобы вести нас к освобождению, умерщвление плоти лишь связывает нас еще теснее с обусловленным существованием. Наказывая себя за собственные слабости, мы все больше привязываемся к ним. Стоит добавить, что причинение себе мысленных мучений – современная вариация подобного подхода. Если, пытаясь вести духовную жизнь, вы становитесь беспокойными, делаете себя несчастным и упорно стремитесь привести себя в состояние истощения, что-то определенно пошло не так. К несчастью, люди не так уж редко используют свои представления о духовной жизни, сознательно и насильственно, как средство создать неприятности другим. На самом деле, вы не знаете, что делаете это или почему вы это делаете, но вы не можете не искать страданий, даже от Дхармы, которая является средством положить конец мучениям. Если вы делаете это, если вы тем или иным образом сознательно приглашаете страдание в контексте вашей духовной жизни, тогда ваша духовная жизнь на самом деле не действует как средство освобождения.
Ненависть к себе будет сложно устранить, если ее корень – детские переживания. Те, от кого мы узнаем о себе и мире в ранние годы, передают нам, ведая или не ведая, отношение, которое мы, так сказать, впитываем с молоком матери. На этой ранней стадии нашего развития мы не ставим эти воззрения под вопрос и, соответственно, они глубоко проникают в нас, так глубоко, что иногда они остаются с нами на всю оставшуюся жизнь. Если нам внушали, что мы неполноценны или плохи, в любой ситуации в будущем, если что-то пойдет не так, как нам нравится, мы естественным образом заключим, что в этом виновата наша неполноценность или слабость, потому что именно так нас научили истолковывать любой неприятный опыт.
Если вы человек с подобной ментальностью, вы можете, воображая, что ведете уравновешенную духовную жизнь, одновременно отрицать такие практики, как метта-бхавана, как «слишком позитивные». Вам преподносят такую практику, которая принесет вам наивысшее благо, а вы протестуете, что просто не способны справиться с ней, она не соответствует вашим особым потребностям. Именно в этот момент вам нужны духовные друзья, потому что ваши глубочайшие компульсивные побуждения будут сопротивляться изменениям, которые вы будете пытаться сделать сознательно. Это сопротивление будет искусно приспосабливать ваши духовные усилия для своих собственных целей и использовать их для упрочения себя, если у вас не будет друзей, чтобы обеспечить вам более полезную духовную практику.