Единственный способ узнать другого человека – отнестись к нему со вниманием и признанием его ценности. Так Будда узнает другого Будду, Бодхисаттва узнает другого Бодхисаттву, личность узнает другую личность. Если кто-то не является личностью, ему, по сути, не удастся увидеть того, кто ей является

Так, выходя за пределы мира, он уходит из наших рук.

«Он уходит в Нирвану», но никто не может сказать, куда он отправился.

Огонь иссякает, но куда, спрашиваем мы, он отправился?

Подобно этому, как обнаружить того, кто нашел Покой Благословенных?

Прошлое Бодхисаттвы, его настоящее и будущее ускользают от нас,

Три измерения времени нигде его не коснутся,

Он совершенно чист, свободен от условий, ничем не сдерживается.

Такова его практика мудрости, высочайшего совершенства.

Можно сразу же спуститься с небес на землю. Не только Бодхисаттва непостижим, личность также непостижима. В той мере, в которой кто-то является личностью, в этой мере – если вы сами не личность – вы не можете постичь его или даже распознать его. Вы не можете узнать его, потому что не можете видеть, кто он есть на самом деле. невозможно тому, кто не является личностью, на самом деле увидеть другого человека, в котором больше личностных черт. Так что если вы пока не Бодхисаттва, вы не сможете узнать того, кто является Бодхисаттвой, потому что Бодхисаттва – это личность по преимуществу.

Еще один способ взглянуть на это – спросить: «Что есть знание?» Если мы говорим, что знаем что-то, мы обычно имеем в виду, что можем соотнести это с какой-то категорией. Если вы берете цветок, определяете его гены и вид, говорится, что вы знаете цветок с точки зрения ботаники. Нечто может стать известным, если включить его в класс других подобных вещей, знание об этом предмете будет означать знание класса, подкласса и так далее, к которым он принадлежит. Но личность уникальна, неповторима, а класс не может состоять лишь из одной вещи – это то, что в логике называется «инфимальный вид». Поэтому личность нельзя классифицировать: можно классифицировать человека лишь в той степени, в которой он не является личностью. Его индивидуальность ускользает от нас. Личность непостижима в обычном, научном значении слова «знание».

Нужна личность, чтобы постичь другую личность – и даже тогда это знание нельзя будет классифицировать, оно будет скорее опытом по природе, а не знанием. Это означает осознание этого человека не посредством холодного научного наблюдения, а посредством участливой осознанности, теплого, сочувственного отношения, полного метты и восторга. Так одна личность может постичь другую. Это не означает, что вам нужно стать личностью, прежде чем знакомиться с другой личностью – вы двое можете сосуществовать, и одна индивидуальность будет оттачивать себя посредством другой. Это как два зеркала, повернутые друг к другу. То, что другой человек видит вас, помогает вам видеть его более ясно как личность, это также помогает вам более отчетливо понять себя.

Этот опыт себя – конечно, не то же самое, что самосознание в смысле различия между сознаниями. Полностью ощущать себя – совсем не то же, что ясно осознавать себя отчужденным образом, часто сопровождая это беспокойством о том, что другие думают о вас. Фаза подросткового возраста, когда вы постоянно осознаете, насколько некрасивы, неуклюжи, не способны делать что-либо спонтанно, по-видимому, является необходимой переходной стадией между бессознательной спонтанностью ребенка и зрелой, целостной непосредственностью подлинной личности. Подобная рудиментарная стеснительность – на деле, вполне полезна и позитивна в качестве переходного этапа. Но чувство вины и может закрепить ее в нездоровой невротической форме: под влиянием этого чувства вины, например, вы ощущаете, что «очи Господни повсюду, обозревают и дурное, и благое».

Подлинное осознание себя, с другой стороны, примиряет самосознание со спонтанностью ребенка – и этого трудно добиться. Если вы спонтанны, вы должны не осознавать, что делаете, если вы осознаете, что делаете, как вам быть спонтанными? Но именно этого вы пытаетесь достичь, к примеру, к контексте медитационного ретрита. Вы можете приехать с чувством зажатости и отчужденности, и вам придется начать с расслабления и отпускания, в некоторой мере, с освобождения вашего животного страха. Затем ведущий ретрита может почувствовать, что пришло время подтянуться и ввести больше внимательности, ввести дополнительные сессии медитации периоды молчания. А затем, возможно, снова понадобится немного оживить атмосферу, освободить немного энергии.

Если человек не следует подобному срединному пути, кончается тем, что он либо остается в совершенно не осознанном, но полном грубой животной энергии состоянии, либо будет вполне осознан, но не спонтанен и зажат. Однако по мере обретения более утонченной жизненной силы и более творческой осознанности эти два качества могут проявляться одновременно, особенно посредством положительных эмоций, для того, чтобы создать целостный опыт осознанности и спонтанности, какой обычно испытывают лишь творческие личности за работой – осознавая, что они делают, сохраняя внимательность, но, в то же время, не ограничивая себя и полностью вовлекаясь в процесс.

Именно такое осознание себя нужно привнести в наши отношения с другими людьми. Отправная точка – простое наблюдение, осознание другого человека. Как мы можем общаться с кем-то, даже не замечая его, не ощутив его? Как бы мы ни вступали с ним в контакт, должна присутствовать осознанность и признание ценности того, что мы вступаем в контакт с другой личностью – и это признание ценности исключает интерес с точки зрения флирта. Единственный способ узнать другого человека – отнестись к нему со вниманием и признанием его ценности. Так Будда узнает другого Будду, Бодхисаттва узнает другого Бодхисаттву, личность узнает другую личность. Если кто-то не является личностью, ему, по сути, не удастся увидеть того, кто ей является. А если человек не видит на самом деле другого человека, как ему понять, что он делает и почему? Этот человек полностью за пределами его видения.

Но даже подлинная личность, скорее всего, будет в замешательстве, пытаясь отыскать след Бодхисаттвы, запредельной личности. Можно сказать: «Он уходит в нирвану», но никто не может сказать, куда он отправился. «Огонь угасает, – говорим мы, – но куда он отправился?» Подобно этому, как может обычная личность «обнаружить того, кто нашел Покой Благословенных»? Палийские тексты также утверждают, что Будду, Татхагату, нельзя узнать, постичь или классифицировать. Он не дева, не гандхарва, не якша – даже не человеческое существо. Он просто Будда – назвать его одним из Будд в строгом смысле также неверно, потому что это сводит его к классу, а Будда уникален. Когда мы говорим о множественности Будд, это множественность с точки зрения метафизики, а не численности. Это подобно неоплатонической идее «Единого», которое обозначает «Абсолют» – не единицу с точки зрения нумерации, то есть «один» в отличие от «двух» или любого другого числа. Мы не можем принять идею, что реальность одна или их множество, Будда один или их множество: наши представления о числах никак не применимы к Абсолютному.

Поэтому Будда говорит Ануратхе, что бессмысленно говорить, что после смерти он существует или не существует, одновременно существует и не существует или ни существует, ни не существует⁵⁹. Точно так же, как во время жизни о Будде нельзя утверждать, существует он или не существует, или и то и другое, или ни то, ни другое, справедливо это и после смерти. О Будде говорят, что он непостижим в смерти, равно как непостижим в жизни, будучи совершенной личностью, он не может быть отнесен ни к одной категории. Именно так нужно понимать запредельную природу Бодхисаттв, а не посредством метафизического прочтения этих строф, которое склонны принимать некоторые.

Этот парадокс говорит нам, что, если мы понимаем, что сказал человек, мы даже не начали это понимать

Мудрые Бодхисаттвы, следуя этому пути, размышляют о непорождении,

И все же, делая это, порождают у себя великое сострадание,

Которое, однако, свободно от любого понятия о существе.

Так они практикуют мудрость, высочайшее совершенство.

Так, следуя этому пути, мудрые Бодхисаттвы размышляют о непорождении, не так ли? Кто говорит, что они размышляют о непорождении? Откуда мы это знаем? Что значит размышлять о непорождении? На самом деле, эти слова не имеют для нас никакого смысла. К счастью, текст продолжает противоречить сам себе. Мудрые Бодхисаттвы, говорится в нем, размышляют о непорождении, и в то же самое время они порождают великое сострадание – свободное от понятия о существе как объекте этого сострадания. Да, это парадокс. Это совершенно ясно. «Так они практикуют мудрость, высочайшее совершенство», – и мы полагаем, что поняли, кто такой Бодхисаттва. Но давайте будем честными: это не так, ни в малейшей степени. У нас нет ни малейшего представления об этом. В этом опасность текстов Совершенства Мудрости и их концептуального изложения: мы думаем, что поняли их, потому что поняли слова. Мы даже понимаем идеи. Хотя они и крайне трудны для понимания, мы можем с ними справиться, или доктор Конзе, доктор Судзуки или доктор Гюнтер сделают это за нас. Но этот парадокс говорит нам, что, если мы понимаем, что сказал человек, мы даже не начали это понимать. На самом деле, мы вообще ничего не поняли. Когда мы поняли это… да, тогда мы добираемся до чего-то, но не раньше.

Но когда понятие о страдании и существах приводит его к мысли:

«Страдания я устраню, работая на благо мира!»,

И он воображает существ, воображает самость –

Ему недостает практики мудрости, высочайшего совершенства.

Здесь у нас не возникает проблемы, не так ли? Так не должен думать Бодхисаттва, и если он так думает, это явный знак, что он не практикует Совершенство Мудрости. И, исходя из этого, очень легко сделать вывод, как должен думать Бодхисаттва. Если мы реагируем на эти строки именно так, это как раз то, чего не должен делать Бодхисаттва. Думая о том, как не следует думать Бодхисаттве, мы думаем, что поняли, как следует думать Бодхисаттве. Так мы совершенно запутываемся.

Это как со старым дзэнским примером – пальцем, указывающим на луну. Палец – это учение, которое указывает на луну Просветления, и (рискуя опровергнуть предмет этого примера, выражая его в словах) можно сказать, что, принимая учение слишком буквально, мы принимаем палец за луну. Так что нам нужен еще один палец, чтобы указать на это, и это часто принимает форму отрицания любого буквального понимания изначального указания. Но мы остаемся сосредоточены на пальце, даже если он указывает на нечто более тонкое, так что на это нам указывает еще один палец… И так продолжается история буддийской мысли, и нам приходится сражаться с целым рядом все более тонких указующих пальцев. Но необходимо ли на самом деле все это? Будда просто указывал на луну (так сказать). Это изощренный средневековый ум, последовавший за ним, нужно нам благодарить за все это интеллектуальное жонглирование. Возможно, мы более простосердечны и практичны – как китайцы. Им нужен был лишь удар, чтобы вернуться с небес на землю, особенно в буддизме Чань.

Мудрый, он знает, что все живущие не порождены, как не порожден и он сам,

Он знает, что все существующее существует не в большей мере, чем он сам или любое из существ.

Порожденное и непорожденное не различимы.

Такова практика мудрости, высочайшего совершенства.

Все слова, используемые для обозначения вещей в этом мире, должно оставить,

Все порожденные и сотворенные вещи должно превзойти,

Тогда обретается бессмертное, высшее, несравненное постижение.

В этом смысле мы говорим о совершенной мудрости.

Эта вторая строфа, по-видимому, подводит общий итог. Весь человеческий язык развился из чувственного опыта, из обдумывания чувственного опыта и из обобщений, сделанных в результате этого обдумывания. Но запредельное – по определению то, что выходит за любые рамки, и, следовательно, к нему нельзя применить слова, и, чтобы приблизиться к нему, все слова нужно оставить позади. Слова, которые мы применяем к нему – мудрость, Бодхисаттва и запредельное – неприменимы. Они просто указующие пальцы, и рано или поздно от них придется отказаться. Возможно, и у нас было ощущение, что слова в конечном смысле ничего не значат. Они не просто неприменимы, они совершенно не важны. Все то время, что мы говорим о Буддах и Бодхисаттвах, следующих по пути Совершенной Мудрости, о «Непорожденном» и так далее, и тому подобное, мы заняты лишь словами, или, по крайней мере, мыслями, и, пока мы размышляем над этими словами и идеями, мы ничуть не приближаемся к тому, что они должны означать. Не то чтобы перед нами лежал долгий путь: мы вообще не приближаемся. Нет ступеней, нет градаций между Совершенной Мудростью и нашими словами и мыслями, как бы глубоки они ни были. Их все нужно просто отбросить.

Когда Бодхисаттва совершает практику, свободный от сомнений,

Все считают, что он живет, искусный в мудрости.

Все дхармы здесь нереальны, их сущностная изначальная природа пуста.

Постичь это – практика мудрости, высшего совершенства.

Бодхисаттва совершает практику, потому что свободен от тех особых сомнений, к которым так склонны Бодхисаттвы – сомнений о непорождении и так далее. На нашем собственном уровне, мы совершаем практику только в той мере, в которой мы свободны от вытягивающих энергию сомнений, которые выражают эмоциональное сопротивление. Чтобы эта энергия двигалась, нам необходимо взращивать веру, а поскольку вера – форма эмоции, то, чтобы взращивать ее, нам нужно ощущать связь с нашими эмоциями. Затем нам нужно направить эти эмоции, а, на деле, и всю эмоциональную природу, к объектам веры – к тому, что выше, благороднее и возвышеннее. В буддийской традиции под этим понимаются размышления о Трех Драгоценностях – размышления о положительных качествах Будды, Дхармы и Сангхи, восхищение этими качествами, удовольствие от них, жажда их обрести. Это вера.