Размышления о нечистоте тела
Санскритское слово, которое упоминает Нагарджуна в этих строфах, – «шубха», что здесь переводится как «чистое», в то время как его отрицание, «ашубха», переводится как «нечистое», хотя их можно также перевести как «привлекательное» и «омерзительное», «приятное» и «неприятное».
Похоть может пересилить наше естественное отвращение к выделениям и испражнениям тел других людей
Ашубха часто ассоциируется с тремя лакшанами или характеристиками обусловленного существования. Согласно буддийскому учению, обусловленное существование – дуккха (не приносит удовлетворения), анитья (непостоянно) и анатман (лишено субстанциональной, неизменной самости). Иногда ашубха добавляется к этому списку. Когда так происходит, и все четыре рассматриваются с противоположной точки зрения, они становятся четырьмя випарьясами, «искажениями ума» или «перевернутыми воззрениями». Будучи сами обусловленными, мы не можем не приписывать характеристики Необусловленного обусловленному существованию. Мы видим мир не как не приносящий удовлетворения, а как сукха, приятный. Обладая вещами, мы считаем, что так будет всегда, то есть рассматриваем обусловленное существование не как непостоянное, а как нитья, постоянное. Мы также не видим, что оно лишено постоянной неизменной самости, атмана. И, наконец, мы видим объекты своего цепляния не как ашубха, а как привлекательные и приятные.
В этих строфах Нагарджуна сосредотачивается на аспекте обусловленного существования, которому мы с наибольшей легкостью и постоянством приписываем качества привлекательности и чистоты, на самом деле принадлежащие Необусловленному: телу человека, к которому мы питаем страсть. В конце концов, мы не влюбляемся в деревья, например, как бы прекрасны они ни были. Мы не привязываемся к особому дереву, желая проводить с ним все время и однажды завладеть им. Наше цепляние придает некое очарование телам определенных людей, очарование, которое не сопровождает другие объекты, как бы они ни были прекрасны.
Следовательно, серьезные практики буддизма всегда получали совет практиковать ашубха-бхавану, размышление о наименее приятных аспектах человеческого тела. Подобно тому, как мы размышляем о непостоянстве и отсутствии самобытия у обусловленного существования и о том, что в нем нельзя найти подлинного удовлетворения, мы можем также размышлять и о непривлекательности (ашубха) обусловленного существования. В этой практике мы сосредотачиваемся на определенных аспектах человеческого тела, аспектах, которые мы обычно находим неприятными, но чья непривлекательность не принимается в расчет, когда мы охвачены сексуальной страстью. Ашубха-бхавана помогает увидеть, как похоть может пересилить наше естественное отвращение к выделениям и испражнениям тел других людей. Мы пытаемся видеть человеческое тело в подлинном свете: непостоянным, не приносящим удовлетворения, не имеющим устойчивой самости и в реальности непривлекательным.
Буддийская практика подразумевает развитие осознанности, но сексуальная страсть, по причине своей слепой инстинктивной природы, уводит нас в противоположном направлении. Чтобы предотвратить это, необходимы суровые меры, и именно их мы находим в этих строфах. Нагарджуна не надеется, что царь обязательно освободится от сексуального желания вообще: может быть, он лишь пытается привести его в состояние определенной степени осознанности. Он будто говорит: «Проснись! Взгляни поближе на объект твоего желания. На что он похож на самом деле?»
Его приглашение исследовать чары плоти критическим взором, вероятно, также отражает мысль, которая, по крайней мере, время от времени приходит на ум большинству людей, занятых ухаживанием за кем-то или, наконец, достигших близости с этим человеком. Возможно, первые несколько раз вы на самом деле исследуете мир приятного человеческого опыта, но потом вам то и дело приходит на ум: «Ну вот, мы опять пришли к тому же». Вы более или менее знаете, что должно случиться, и гадаете: «Стоит ли это того? В чем смысл? Что я получу от всего этого? Насколько мне вообще все это нравится?» Однако, несмотря на эти предчувствия, вы все же чувствуете притяжение, как будто по принуждению.
Для того чтобы противостоять этому принуждению, в большинстве форм буддизма подчеркивается важность безбрачия, которое указывает, что сексуальные побуждения находятся под контролем. Палийские писания ясно дают понять, что Будда сохранял полное безбрачие, в то время как достигшие Вхождения в Поток (момента, за которым продвижение к Просветлению становится необратимым), не будучи обязательно целомудренными, определенно не руководствовались своими сексуальными желаниями. Однако, по крайней мере, в одном месте, Будда допускает возможность, что человек может наслаждаться чувственными ощущениями и оставаться непривязанным. В «Арьяпарьесана-сутте» он классифицирует практиков на три типа. Он использует образ оленя, на которого ведется охота, но я собираюсь использовать образ мыши, поскольку мне кажется, что это лучше проясняет суть. Есть три вида мышей. Есть те, которые неразумно попадаются на кусочек сыра и оказываются в мышеловке, те, которые добывают сыр более осторожно и не попадаются, и те, кто не подходят ни к сыру, ни к мышеловке, и, естественно, не попадаются. Интересно, что Будда не отвергает вторую возможность: если вы очень осознанны, вы можете «отщипывать кусочки» чувственных удовольствий, не обязательно поддаваясь страсти. Но это опасно. Большинство людей на самом деле поддаются ей и страдают от последствий. Гораздо безопаснее держаться от сыра подальше. Нагарджуна рекомендует царю, по сути, второй вариант, что на практике означает ограничить себя скромной сексуальной жизнью, что вполне сопоставимо с целью достижения Вхождения в Поток.
Сексуальные отношения
Сексуальные отношения
Размышления о нечистоте тела
Размышление о красоте