«Это значит не позволять тому, что мы знаем, ускользать из нашего ума. Ее роль в том, чтобы не впадать в отвлечение»^¹. Гюнтер переводит это как «проверка», но смрити обычно переводят как «внимательность» или «осознанность». Но, на самом деле, как предполагает цитата из «Абхидхармасамуччаи», первостепенное значение слова – это «памятование» или даже «память». Иногда смрити действительно означает памятование или память, в то время как в других контекстах это слово, несомненно, имеет отношение к осознанию чего-либо здесь и сейчас, а иногда его значение – синтез двух первых, что мы можем назвать «осознанностью». Общая характеристика заключается в том, чтобы «не позволять тому, что мы знаем, ускользать из нашего ума». Присутствует ли объект в настоящем или припоминается из прошлого, практика смрити заключается в удерживании объекта в уме. Это осознанность.

Мы уже вкратце обсуждали «четыре основания осознанности» – осознанность по отношению к телу, ощущениям, мыслям и реальности – в качестве аспекта пути накопления. Можно пойти дальше и развивать то, что я назвал бы четырьмя измерениями внимательности или осознанности: осознанность по отношению к вещам, к себе, другим и реальности.

Под осознанностью по отношению к вещам я понимаю осознанность к миру вокруг нас, осознанность к нашему материальному окружению – осознанность по отношению к природе, если хотите. Конечно, если мы хотим осознавать мир, нам нужно смотреть на него и слушать его, но это удается очень немногим из нас. Большинство людей, если их спросить об этом, сказали бы, что у них нет времени остановиться и оглянуться. Но если мы на самом деле хотим осознавать мир, нам нужно научиться смотреть на него. Нам нужно научиться смотреть на небо, на горы (когда у нас есть возможность), на цветы, на камни, на воду, на огонь – на все те знакомые вещи, которые окружают нас, которые рядом все время, но мы по-настоящему не видим их. Нам нужно смотреть не только на «поэтичные» вещи, но и на все, с чем мы встречаемся в повседневной жизни, даже кирпичные стены и полные мусорные баки, если им случится оказаться поблизости.

Вопрос не только в том, чтобы видеть. Нам нужно научиться слышать, ощущать вкусы, запахи, прикосновения. Вне всякого сомнения, высочайшей степени осознанности восприятия можно достичь посредством зрения, но это не означает, что нужно пренебречь другими чувствами. Мы должны научиться смотреть не только на естественные объекты и привычные домашние мелочи, но, к примеру, на картины, скульптуры и так далее – на все, что обычно принимаем как должное, как часть нашего культурного наследия. Мы должны научиться слушать – музыку, к примеру. (Многие люди включают музыку как некий задний фон – Бах ли это или новомодный хит, им трудно сказать: это просто поток звука на заднем плане). Есть много способов усилить нашу осознанность по отношению к миру, как природы, так и культуры.

Во-вторых, нам нужно развить осознанность по отношению к себе. Под этим я не понимаю чего-то метафизического: я имею в виду просто осознание изменяющегося опытного «я», что в любом случае является тем, что мы обычно ощущаем. В буддизме осознанность по отношению к себе традиционно подразделяется на три вида, три увеличивающиеся степени тонкости. Во-первых, есть осознание тела и его движений, включая процесс дыхания, на чем, по сути, основана вся техника сосредоточения. Согласно традиции, двигаясь, мы должны осознавать, как мы движемся. Если вы стоите, осознавайте, что вы стоите. Если вы сидите, осознавайте, что вы сидите, ощущайте себя сидящим. Если вы двигаете рукой, осознавайте, что двигаете ею. Если вы закрываете дверь, осознавайте, что закрываете дверь. Если вы держите книгу, осознавайте, что держите ее.

Если мы потренируемся подобным образом даже короткое время, мы очень быстро поймем, что у нас есть пробелы в осознанности. Достаточно продолжительное время мы в буквальном смысле не знаем, что делаем. Хотя осознание физического тела – простейшая форма осознанности по отношению к себе, практиковать ее очень трудно. Но это очень важно, поскольку это основа всех остальных аспектов осознанности по отношению к себе.

От нее мы можем перейти к практике осознанности в ощущениях, замечая, является ли эмоциональный тон приятным, болезненным или нейтрально-серым. Затем мы можем начать осознавать наши чувства и эмоции, осознавать, ощущаем ли мы любовь, ненависть, страх, беспокойство, желание, надежду, ревность, восторг, ожидание или отвращение, – все, что угодно. В каком бы эмоциональном состоянии мы ни находились, важно знать, что мы ощущаем. Если мы начнем осознавать подобным образом всю нашу эмоциональную жизнь, мы обнаружим, что это осознание обладает двойственным действием: наши негативные эмоции будут все чаще рассеиваться – или, по крайней мере, больше поддаваться нашему контролю, а положительные эмоции будут еще более утончаться.

Далее следует осознанность мыслей. Стоит сказать, что очень немногие люди на самом деле мыслят. Обычно мысли просто текут через наш ум, они, так сказать, овладевают нами. Мы не знаем, почему они появились, а очень часто не знаем и откуда, они просто приходят, и мы мало что можем с этим поделать. Нам просто приходится терпеть их. Даже в медитации нам приходится просто наблюдать за тем, как мысли играют – и даже борются – на сцене нашего ума: мы бессильны уследить за ними. На самом деле, это не наши собственные мысли, мы не их хозяева. Все, что происходит, это то, что мы осознаем очень слабо связанные идеи, которые с легкостью прерываются или перенаправляются. Но если мы начинаем осознавать, что происходит, если мы развиваем осознанность по отношению к собственным мыслям, наше мышление становится более целенаправленным. В каком-то смысле, оно начинает нам принадлежать, оно становится активным, а не пассивным процессом. Блуждающие мысли постепенно устраняются, и мы ощущаем совершенно иное, более спокойное и гармоничное состояние ума.

Такова традиционная классификация осознанности по отношению к себе: осознанность к телу и его движениям, ощущениям и эмоциональным состояниям, а также мыслям. Но другие классификации также возможны. К примеру, мы можем говорить о различных видах психологической обусловленности, под которой я понимаю склонность наших действий определяться, без нашего осознания этого, предыдущими моделями существования, которые, чаще всего, формируются в самом начале нашей жизни. Эта обусловленность может быть разной. Все мы обусловленны тем фактом, что мы люди, а не животные, или, скорее, тем, что мы млекопитающие-гоминиды в отличие от не-гоминидных млекопитающих. Мы обусловлены тем, мужчина мы или женщина. Мы обусловлены местом нашего рождения, расой, национальностью. Мы обусловлены социальной группой, к которой мы принадлежим – кастой, классом, профессией, партией, даже религией. Подобная обусловленность также снимается посредством осознанности к себе: в той степени, в которой мы начинаем осознавать, что психологически обусловлены различными способами, в той мере мы становимся свободны от этой обусловленности.

Третье измерение осознанности – это осознанность по отношению к другим людям. Странно сказать, но она встречается достаточно редко. Обычно, как мы уже говорили, мы осознаем других не как людей, а как вещи, как объекты, как тела «вне нас». Крайняя степень этого – конечно, в случае с новорожденным, для кого «мать» – это просто объект, который дает тепло и питает. Нам нравится думать, что мы выросли из подобного отношения к людям, и в какой-то мере это так, но не совсем. Слишком часто в нашей личной жизни мы относимся к другим людям не как к личностям, а как к вещам. Для того чтобы изменить это отношение, нужно просто начать смотреть на людей. Только если мы смотрим на людей, мы можем начать осознавать их. И только если мы осознаем их, мы можем любить их.

В-четвертых, есть осознанность реальности, что, несомненно, является высшим уровнем осознанности. Не то чтобы это измерение осознанности и другие измерения исключали друг друга. У нас могут быть проблески реальности посредством осознанности к природе, себе или другим людям. Но в этом, четвертом измерении наша осознанность по отношению к реальности, так сказать, непосредственна. В чем она, собственно, заключается, очень сложно сказать, поскольку это запредельно словам, но мы, вероятно, можем сказать, что это сходно с медитацией в высочайшем смысле – то есть с медитацией как созерцанием.

Эти измерения осознанности или внимательности, несомненно, являются основой буддийской практики. Осознанность – это фундаментальный аспект учений Будды: целая сутта Палийского канона, «Сатипаттхана-сутта», посвящена изложению четырех оснований осознанности. И, несомненно, она очень важна для практики Абхидхармы. Спорный вопрос, конечно, как далеко нас может завести подобная осознанность: как мы видели, некоторые утверждают, что просто осознавать состояние ума – недостаточно, чтобы изменить его, но равным образом можно и утверждать, что сам факт осознания обладает трансформирующей силой.

В контексте определяющих объект событий ума, внимание привлекается к смрити в качестве памятования, что напоминает нам, что здесь мы обсуждаем событие ума. Слово «recollection» в английском языке имеет двойственное значение: оно может означать процесс воспоминания, в том смысле, что мы вызываем в уме мыслительный образ, принадлежащий прошлому (то есть вспоминаем что-то), но может и означать состояние собранности, состояние внимательности и осознанности в настоящем.

В качестве духовной практики памятование, можно сказать, состоит в воспоминании о том, что действительно важно, в чем заключается жизнь, что мы на самом деле должны делать: «Почему я здесь? Для чего я это делаю?» Памятование часто заключается в том, что мы пробуждаемся к тому факту, что мы отклонились от реальной цели нашего пути. Санскритский термин, используемый для этого конкретно типа памятования, – сампраджанья, что иногда переводится как «осознание цели» или «осознание с ясным пониманием». Мы встретимся с его противоположностью, асампраджаньей, в перечислении негативных событий ума.

Когда мы памятуем о чем-то, мы, так сказать, собираем снова воедино то, что было утрачено, и даже собираем рассеянные энергии. Памятуя о своей цели, мы вспоминаем о себе. В каком-то смысле, однако, наша окончательная цель никогда не оставляет нас. Не нужно постоянно напоминать себе о том, что мы на духовном пути, натянуто и искусственно: цель всегда должна быть на заднем плане. Это походит на проволоку, по которой пропущен ток. Если мы делаем что-то, что уводит нас от главной цели, нам напоминает об этом неявном присутствии легкий удар тока.

Вероятно, стоит добавить, что, несомненно, даже смрити в непосредственном значении памяти полезно. Память – довольно странное явление. Нужно вспомнить, что мы забыли, прежде чем запомнить это снова, – то есть мы можем вспомнить наше воспоминание только посредством воспоминания. То, что мы хотим помнить, затуманивается другими вещами, и воспоминаниям приходится ждать возможности проявиться в сознании: часто кажется, что вопрос случайности – всплывет воспоминание или нет. Вероятно, лучшее, что мы можем сделать – заранее создать соответствующие условия для извлечения его из памяти.

Освященный веками метод – завязать узел на платке, но можно разработать и более изощренную систему ассоциаций для стимуляции памяти, записывать нужное или даже нанять человека, который будет запоминать по нашему поручению. Запоминание столь важно, что довольно часто нас охватывает чувство, что мы забыли о чем-то, еще до того, как мы вспоминаем, что забыли, или же у нас возникает ощущение, что мы забыли что-то, что мы и не знали вовсе.

Часто существует причина для утраты памяти. Когда мы, к примеру, испытываем стресс, это чистая самозащита, способ уменьшить количество вещей, о которых нам приходится думать. Если к нам предъявляется слишком много требований, и мы ничего не делаем по этому поводу сознательно, мы уменьшаем поступающую информацию бессознательно, просто забывая то или иное.

Мы также склонны впадать в забывчивость, становясь старше. Когда мы молоды, мы помним все детали, часто довольно тривиальные, поскольку нам еще неясно, что станет важным, а что – нет. То, что потом окажется на периферии, в настоящее время может казаться крайне важным. Когда мы становимся старше и сосредотачиваемся на общей модели нашей жизни, у нас возникает желание усилить и углубить этот фокус, и наша память становится избирательнее. Пока мы пытаемся укрепить основную модель, которую мы, преимущественно, и переносим в нашу следующую жизнь, вещи, которые неважны для широких мазков на полотне нашей жизни, перестают производить на нас впечатление. К тому времени, когда мы подходим к концу жизни, мы можем утратить ощущение происходящего, и наша память вообще покинет нас. Мы снова становимся подобны ребенку, мы готовы к следующему перерождению.

Смрити является основой духовной практики: без него невозможно начать ее. Многие практики поклонения особенно помогают собрать ум в общем смысле, и существует ряд практик, которые выделены в особую группу под названием десяти ануссати или памятований (сати – палийская версия санскритского слова «смрити»)^². Одна из таких практик – анапанасати, осознанность дыхания, а другая – буддхануссати (буддханусмрити на санскрите), которая подразумевает памятование о том, что мы услышали о Будде и его качествах.

Осознание цели можно утратить точно так же, как мы теряем память, но оно подразумевает утрату чего-то более фундаментального, нежели имена людей или дни недели. Если вы осознаете важность подобной осознанности, если вы понимаете, что, утрачивая ее, вы в каком-то смысле утрачиваете все, вам захочется предпринять что-то более радикальное, чем завязывание узла на платке, чтобы удостовериться, что вы сохранили это в памяти. И очень эффективный способ – развивать духовную дружбу. Наши друзья могут в буквальном смысле напомнить нам концептуально о нашей цели в жизни, но также нам часто напоминают о том, что мы пытаемся делать, просто своим примером.

1 Там же, с. 32.

2 В своем «Буддийском словаре» Ньянатилока отмечает, что есть шесть ануссати, часто описываемых в суттах Палийского канона: памятование о Будде, Дхарме, Сангхе, нравственности, щедрости и божественных существах. Последние четыре упоминаются менее редко: осознанность по отношению к смерти, к телу, дыханию и покою. См. Ньянатилока, «Буддийский словарь», «Общество буддийских публикаций», Кэнди, 1988, с. 20-22.