Многоликая гордость
Высокомерие – это надменность (из-за богатства и так далее).
Недобросовестность – неприменение добродетелей.
Гордость имеет семь форм,
Каждую из которых я объясню.
Иллюзия, что кто-то ниже среди низших,
Равен равным
Или выше низших или равен им –
Все это называется гордостью себялюбия.
Похвальба, что равен тем,
Кто благодаря хорошим качествам, превзошли тебя,
Называется гордостью превосходства. Иллюзия, что ты превосходишь превосходных,
Мысль, что ты выше самых высших,
Это гордость превыше гордости;
Подобно язве или нарыву,
Она очень дурна.
Видение «я» в силу заблуждения
В пяти пустых (совокупностях),
Которые называются присвоением,
Называют гордостью думающего «я».
Мысль о том, что обрел плоды (духовного пути),
Не обретя их, – гордость тщеславия.
Восхваление других за дурные поступки
Известна среди мудрых как ложная гордость.
Высмеивание себя, мысль
«Я бесполезен», – называется
Гордостью неполноценности.
Таково краткое описание семи видов гордости59.
Успех всегда опасен. С духовной точки зрения, неудача вознаграждается, но мирской успех создает то, что древние греки называли «хубрис», гордостью, которая приходит перед падением. Бездумная или невнимательная гордость приводит к гордыне, чувству, что вы не можете сделать ничего дурного. Вы становитесь беспечны, вы думаете, что ничто не должно стоять на вашем пути. Когда это случится, либо ваше раздутое эго неожиданно лопнет, либо оно будет страдать от медленного, постепенного уменьшения. Так или иначе, вы опуститесь на грешную землю, и это приведет вас в ярость. Вы будете думать, что вас принизили люди, завидующие вам и вашему успеху, не способные перенести своей заурядности рядом с вами. Так вы все больше и больше будете слепы к тому, что происходит на самом деле, и, даже если вы достигнете какой-то достойной цели, ваша слепота не даст вам разглядеть позитивной природы этого достижения.
Люди способны возгордиться почти всем, что может привлечь к ним хоть немного внимания, даже если это внимание далеко не льстит им
Высокомерие – это состояние, когда мы много думаем о себе и занимаем позицию превосходства по отношению к другим, в то время как надменность заходит еще дальше и пытается силой заставить людей признать это превосходство. В некоторых обществах, к примеру, в старом Тибете, высокомерие и заносчивость, по-видимому, считались позитивными качествами. Когда некоторые из моих тибетских друзей в Калимпонге хотели сказать что-то хорошее о женщине-аристократке, к примеру, они говорили восхищенным тоном: «Она действительно надменна!» – как будто надменность является вершиной добродетели.
Когда гордость включает самооговор, нам приходится расширять значение этого понятия. Настаивать на том, что ты равен другим, – это гордость. Даже скромность, если в ней есть хоть немного самосознания, является гордостью. Согласно Нагарджуне, вера в отдельное неизменное «я» – это гордость. Любое стремление зафиксировать или раздуть свое ощущение самости или отделить себя от других, почувствовав кем-то особым, является гордостью.
Можно гордиться качеством, которым обладаешь, или качеством, которым не обладаешь, но считаешь, что это так. Можно гордиться качеством, которым обладаешь лишь притворно. Можно быть по-настоящему ученым, наслаждаться действенной практикой медитации или даже ощутить определенную степень проникновения – все это может сопровождаться высокомерием или гордыней. С другой стороны, можно искренне верить, что ты Просветленный или, к примеру, великий художник, даже если на самом деле это совершенно не так. Можно даже позволять людям считать, что ты обладаешь определенными духовными достижениями, зная, что на самом деле у тебя их нет. Все это гордость.
Люди способны возгордиться почти всем, что может привлечь к ним хоть немного внимания, даже если это внимание далеко не льстит им. Некоторые гордятся тем, что умеют хорошо лгать или искусно обманывать, а некоторые – тем, сколько могут выпить. Другие гордятся тем, что они бесполезны, по крайней мере, в некотором отношении. Последнее может подаваться как самооговор. Такие люди говорят: «Боюсь, я абсолютно не разбираюсь в технике», – довольно хвастливым тоном, как будто говорят: «Мой ум устремлен к возвышенному».
Гордость касается сравнения себя с другими, а в идеале, как может показаться, мы вообще не должны себя ни с кем сравнивать. Однако мы вряд ли можем этого избежать: нам нужно сравнивать свои способности со способностями других людей время от времени в различных целях. Но сравнения можно проводить искусно или неискусно. Неискусное сравнение заключается в невротическом стремлении найти место для себя в отношениях с другими, чтобы почувствовать себя в безопасности. Вы беспокоитесь о том, где вы находитесь, равны ли вы другим, ниже или выше по сравнению с ними. Вы можете настаивать на вашем равном положении, потому что на самом деле вы не чувствуете себя в безопасности и постоянно сравниваете себя с другими во вред себе. Более позитивная форма сравнения может быть достигнута, когда вы вступаете в отношения с другими для взаимного роста и общения, а также решения общих целей. Если вы рассматриваете человека, как низшего по отношению к вам, это не обязательно означает, что вы смотрите на него сверху вниз. Это может означать, что вы понимаете, что можете больше сделать для него, чем он для вас. И, напротив, если вы смотрите на кого-то снизу вверх, это не обязательно означает, что вы раболепствуете.
Хвастливость заключается в излишнем подчеркивании своих способностей по сравнению со способностями других. Обычно это выражается в подобных высказываниях: «Он, может быть, и лучше меня в столярном деле, но я лучше произношу публичные речи», – и, если у нас есть хоть немного осознанности, это должно помешать нам подчеркивать подобные относительные преимущества. Иногда один человек явно превосходит другого в целом, но при определенных обстоятельствах эта ситуация может быстро измениться. В пьесе Дж. М. Барри «Восхитительный Кричтон» группа аристократов терпит крушение на пустынном острове, и слуга, по имени которого названа пьеса, оказывается намного лучше всех остальных.
Несомненно, Будда был лучше пресловутого разбойника Ангулималы, к примеру60. Но и тут нужно ясно понимать, что они сравниваются не по разбою, потому что это сделало бы Ангулималу лучше, чем Будда! Помимо этого, можно сказать, что Будда был человеком лучше, чем Ангулимала. Однако, как только Ангулимала становится просветленным, различия между ними немедленно становятся более чем размытыми. Сравнения подобного рода, следовательно, если и не одиозны, то, по крайней мере, напрасны. В какой-то момент ваше положение таково, что вы можете помочь определенному человеку, в другой момент именно вы окажетесь тем, кому нужна помощь, и получите ее. Всегда остается неравенство между людьми, и это стоит признавать, если в этом будет взаимное стремление помочь, но в конечном итоге эти различия не играют большой роли.
В наши дни люди довольно странно относятся к сравнению одного человека с другим. С одной стороны, профессионала судят и ценят, сравнивая то, как он исполняет свои обязанности, с другими профессионалами. С другой стороны, существует широко распространенное нежелание признавать, что один человек может быть лучше другого в более широком смысле. Истина в том, что нам стоило бы упасть на колени и возблагодарить Будд и Бодхисаттв за то, что мы не лучше других, что есть люди, которые намного лучше нас в главном деле – бытия человеком. Если есть те, на кого мы можем равняться, есть надежда на наше дальнейшее развитие, а также поддержку. Гордость может быть также коллективной. Она может принимать форму национализма, к примеру, который является расширением гордости личности, гордости, которая говорит «я». Гордость – многогранный, многоликий «порок», и едва ли можно ожидать, что человек может совсем избежать ее, не будучи Просветленным.
Гордость не всегда негативна. В качестве позитивного качества она носит название апатрапья (оттаппа на пали): совести или самоуважения. Такая гордость, радикально преображенная, является важным элементом Ваджраяны. В ней практику рекомендуется размышлять: «Как я, будучи в своей сущностной природе Буддой, могу вести себя неискусно? Соответствует ли это моей природе Будды? Может ли Будда вести себя подобным образом? Возможно ли это?» Эта «гордость Будды», как ее называют, является довольно опасной позицией, ее следует принимать с осторожностью. Если быть более скромным, можно сказать себе не о том, что ты Будда, а о том, что ты принадлежишь к духовному семейству Будды. Можно сказать: «Как я могу помыслить о совершении чего-то неискусного, когда меня приняли в семейство Будды?» или даже «Я дитя Будды, как я могу опечалить собственного отца дурным поведением?»
Рука об руку с подобной позитивной гордостью идет уважение благих качеств других. В более раннем отрывке Нагарджуна говорил о «почтении к заслуживающим почтения», и эти слова поднимают вопрос о противостоянии ложному воззрению, которое особенно свойственно современности. Сегодня идея о том, что человек должен почитать то, что достойно почтения, совершенно чужда нам. Люди склонны подозрительно относиться ко всему, что, по их мнению, носит привкус избранности. Со времен Фрейда мы стали с большим недоверием относиться к тем, кто кажется слишком хорошим, чтобы это было правдой, и твердо помним, что величие может скрывать большую слабость. Великие достижения часто рассматриваются, как компенсация за неумение восполнить глубокую эмоциональную потребность. Подобное видение сопровождается стремлением вогнать в рамки любого, кому удается подняться над общим стадом. В прошлом люди обычно почитали тех, кто обладал социальной или политической властью, во многом подобно тому, как они почитали Бога. Теперь все это позади. Богу не поклоняются столь широко, как раньше, и большинство людей совершенно утратило навык почтения. Однако Уильям Блейк справедливо заметил, что «Поклонение Богу – это не что иное, как почитание Его совершенств в других людях согласно их талантам. Но более всего такого почитания удостаиваются самые великие из людей»61. То же самое должно работать и для нас: если мы действительно почитаем Будду, мы будем почитать дух его учений, где бы он ни проявлялся.
Мы немедленно разоблачаем лицемерие, высмеиваем формальности и принижаем помпезность. Мы любим подчеркивать, что наше собственное мнение не менее важно, чем любое другое. Мы гордимся, что не следуем общему курсу, что придерживаемся собственной точки зрения. Нам трудно оценить, как далеко это ушло от отношения, которое преобладало до середины двадцатого века. Люди тогда были больше готовы к тому, чтобы оставить в стороне свои личные – и потому непременно ограниченные и односторонние – мнения и интересы из уважения к предположительно лучше осведомленным суждениям тех, кто стоит у власти. Они гордились тем, что «выполняют свой долг». Слова Нагарджуны «почтение к заслуживающим почтения» можно передать как «уважение к уважаемым», и это показывает нам, как чуждо подобное почтение современному мышлению.
Но теперь мы стоим перед трудностью: что, если мы отказываемся относиться с почтением к кому бы то ни было, если мы столь удовлетворены нашим теперешним уровнем понимания, что не можем вообразить ничего, превосходящего его? На самом деле, в человеческих существах глубоко укоренена потребность в поклонении, так что мы неизбежно найдем того или то, что будет удовлетворять нашу потребность. Но иногда мы творим себе кумиров лишь для того, чтобы ниспровергнуть их и попирать ногами. Более того, мы остаемся рабами групповой оценки, за исключением того, что в наши дни подобная оценка часто является обесцениванием. Мы цинично считаем, что, чем больше мы узнаем людей, тем меньше у нас поводов их уважать. Мы считаем, что неизвестное нам должно быть чем-то позорным. На самом деле, в то время как что-то из того, что нам неизвестно, действительно может быть позорным, часто есть много хорошего, что мы, упуская из виду, просто не способны оценить. Как сказал Кольридж, мы можем почитать лишь то, чего не понимаем62.
Можно было бы подумать, что люди предпочтут почитать кого-то, вместо того, чтобы презирать. Но цинизм приносит больше удовлетворения эго, поскольку мы чувствуем, что знаем все, что нужно, о людях и идеях, и можем заверить себя, что нет никого лучше, чем мы сами. Мы способны признать мастерство человека в определенных сферах, если только можем покачать головой, видя его неудачи в других сферах. Вероятно, именно страх показаться наивными и доверчивыми, как ничто другое, мешает нам отнестись к кому бы то ни было с почтением. Буддийский подход всегда заключается в исследовании состояния ума, лежащего в основе любого воззрения, и с этой точки зрения цинизм «знатока» ничуть не лучше идеалистического поклонения кумирам.
Если взять наиболее очевидный пример человеческого величия, пример самого Будды, почитаем ли мы его как Будду или видим в нем просто одного из нас, человека и, следовательно, имеющего пороки? Конечно, он был человеком, но не просто человеком. Его человеческая сущность не умаляет его статуса Будды. На самом деле, его человечность – часть его состояния Будды. Нам нелегко видеть его человечность и его Просветление одновременно, но, если мы на это способны, мы увидим его более полно и, следовательно, будем глубже его почитать. Подобно этому, хотя игнорирование слабостей великой личности, подтверждающих ее человечность, и служит плохую службу ее памяти, мы сами вредим себе, если позволяем знанию этих слабостей затмевать для нас тот факт, что их качества значительно превосходят наши собственные.
Для буддиста «достойными почтения» являются, прежде всего, Три Драгоценности – Будда, Дхарма и Сангха. Мы почитаем Просветленный человеческий источник Дхармы, саму Дхарму или учение и тех, кто передает Дхарму и является ее примером, то есть, благородных Архатов и славных Бодхисаттв, а также тех более развитых личностей, с которыми мы сталкиваемся лично. Среди последних наиболее важен наш собственный учитель. В тибетском буддизме учитель почитается как проявление (внутри мандалы духовной жизни ученика) самого Будды. Это показывает, насколько далеко тибетские буддисты готовы зайти в своем стремлении защитить людей от тяжелого порока – неумения «почитать заслуживающих почтения».