Еше Гьялцен связывает это второе положительное событие ума с третьим (здесь это переведено как «благопристойность»), поскольку в буддийской традиции они считают парными. В Палийском каноне они упоминаются совместно как два локапалы, два защитника мира: хири и оттаппа на пали или хри и апатрапья на санскрите^². Они защитники мира, поскольку без них невозможен социальный порядок, цивилизованное существование. Идея заключается в том, что только они удерживают нас от злых деяний, вероятно, будет преувеличенной, но они упоминаются во всех школах буддизма и действительно считаются очень важными.

Очень кратко упоминая о хри (что переводится как «самоуважение»), Еше Гьялцен говорит, пересказывая «Абхидхармасамуччаю»: «Самоуважение… это воздерживаться от того, что нежелательно, сделав правилом самого себя»^³. Сделать самого себя правилом – значит установить себе высочайшие стандарты поведения. Это самоуважение. Есть определенные действия, которые наше самоуважение не позволит нам совершить. Они просто не будут правильными, не будут подобающими, не будут достойными. Мы уроним наше достоинство, если совершим их. В своем высочайшем развитии – в тантрическом контексте – это называется «ваджрной гордостью» или «гордостью Будды»: мы хотим действовать согласно велениям нашей сущностной природы Будды.

Интересную ассоциацию предлагает Лама Говинда в своем обсуждении архетипического Будды Амитабхи в «Основах тибетского мистицизма». Цвет Амитабхи – красный, и его биджа-мантра или священный семенной слог – на самом деле это слово, хри, что буквально означает «краснеть, чувствовать стыд». Говинда предполагает, что этот цвет – румянец стыда, которым наше уважение отвечает на дурные поступки: «Нас заставляет краснеть стыд, который мы ощущаем в присутствии нашего высшего знания, нашего сознания»^⁴.

Благопристойность (или уважение к мнению мудрых) (апатрапья)

Еше Гьялцен переходит к определению апатрапьи следующим образом: «Воздерживаться от дурных деяний…, потому что другие будут относиться ко мне с презрением. Первоначальная причина воздержания – страх, что наш гуру, учитель и другие люди, заслуживающие уважения будут недовольны»^⁵.

Это определение не нужно толковать превратно. Апатрапья – это на самом деле не «воздержание от дурных деяний, потому что другие будут относиться ко мне с презрением». «Другие» имеют разное видение того, что нежелательно. Здесь имеется в виду, что наш учитель и другие люди, достойные уважения, просто находятся в центре неопределенного круга авторитета, составленного «другими», но это не так. Апатрапья заключается не в том, чтобы раболепно склоняться перед внешним давлением, мнением общественности и условными правилами морали, на что намекает гюнтеровский перевод – «благопристойность». Более обычное определение, которое приводится и в санскритских, и в палийских текстах, это «не делать что-то, в чем нас устыдят мудрые». Это значительно все проясняет.

В своем «Руководстве к Абхидхарме», переводе палийской «Абхидхамматтхасангахи» Нарада Тхера описывает оттаппу (палийский эквивалент апатрапьи) как страх последствий, которые возникают изнутри^⁶, но это не лучше, поскольку здесь не удается передать тот факт, что это положительное событие ума. Сущность значения этого термина – не в нежелании делать что-то, что разочарует других людей, которых мы почитаем как духовных друзей, как тех, кто мудрее, чем мы сами. «Уважение к мудрому мнению» – это, по-видимому, лучший перевод.

Здесь не стоит вопрос о том, что нас мотивирует чувство вины. Вина связана со страхом отстранения от любви – но наши духовные друзья не собираются лишать нас своей любви и заботы, как бы плохо мы себя ни вели. Так что в этом отношении нам нечего бояться. Мы должны бояться только одного – подвести их.

В интересах мира и тишины нам вполне может захотеться приспособиться к моделям поведения, которые считаются приемлемыми в обществе в целом, в той мере, в которой это препятствует нашему духовному развитию. Но мы должны знать, что делаем, и позаботиться о том, чтобы не просто приспосабливаться – из страха вызвать неодобрение, ругательства, презрение или насмешку в обществе в целом. Иногда я обращаюсь к различию между «обществом» или теми аспектами общества, с которыми мы сталкиваемся лично, и Сангхой, что в самом широком смысле является общиной мужчин и женщин, которые следуют учению Будды, как к различию между «группой» и «духовной общиной».

Мы должны уметь отличать группу от духовной общины, а приспособление к ожиданиям группы – подчинению ожиданиям других членов духовной общины. Иногда по-настоящему необходимо вызвать неодобрение группы, чтобы не вызвать осуждение духовной общины. Это вопрос того, во что мы верим, к чему испытываем доверие. Первые три положительных события ума тесно взаимосвязаны: «самоуважение» предполагает веру в себя, а «страх порицания» подразумевает веру в других. Несомненно, эти другие люди, в которых мы верим, будут духовными друзьями: мы верим одновременно в то, что они желают нам самого лучшего, и в то, что они обладают проникновением и знают, что лучше для нас, знают, что полезно, а что нет. Вся суть апатрапьи – не в подчинении представлениям других людей о том, что мы должны делать, идеям, которые навязывают нам другие люди, а в следовании идеалу, который мы избрали для себя, с помощью определенных людей, которых также избрали мы.

Испытывая подлинное уважение к собственным духовным друзьям и зная, что они действительно желают нам продвижения по пути, мы не хотим расстраивать их, совершая что-то, что помешает нашему духовному развитию. Мы вверяемся их помощи в укреплении нашего лучшего «я» вместо более слабого «я». Мы можем использовать их ожидания по отношению к нам как поддержку в моменты слабости, и, вероятно, как вдохновение во времена силы. Мы избрали их в качестве духовных друзей, потому что разделяем их взгляды – или, по крайней мере, наше лучшее «я» разделяет их взгляды. Конечно, может статься, что иногда им тоже понадобится поддержка нашего лучшего «я»: иногда апатрапья – это взаимообмен между духовными друзьями, так что каждый боится порицания со стороны других. Она не обязательно одностороння.

Следовательно, для того, чтобы развивать апатрапью, нам нужно быть в хорошем, очень близком контакте с духовной общиной, с духовными друзьями. Жизненно важно не изолировать себя от людей, с которых мы берем пример, когда мы оказываемся на высоте. Далекая и на первый взгляд несколько пугающая группа людей становится в нашем сознании своего рода властью: вероятно, именно такое представление создает неверное представление о том, что апатрапья заключается в том, чтобы опасаться недовольства или презрения со стороны других. Подлинная апатрапья скорее похожа на заботу о том, чтобы не обеспокоить своих духовных друзей, не вызвать в них печаль или даже ранить их нашими неискусными действиями – в английском языке нет точного слова для этой эмоции. И, чтобы это событие ума стало активным, нам нужно регулярно общаться с «мудрыми». Недостаточно просто бояться, что они могут прослышать о наших поступках.

Недостаточно и относиться к Буддам и Бодхисаттвам как к своим духовным друзьям в этом отношении. В конце концов, христиане верят, что «на всяком месте очи Господни: они видят злых и добрых». Они «верят», что Бог в буквальном смысле видит все, что они делают. Но разве они сами ведут себя согласно тому, во что верят? Сколько добрых католиков больше боятся Бога, чем местного священника. Именно такой порок вызывает испепеляющую насмешку у Александра Поупа:

Да, я горд, я должен гордиться тем, что вижу,

Что люди боятся меня, а не Бога^⁷.

Следовательно, безопаснее не полагаться совершенно на собственную способность бояться осуждения Буддами и Бодхисаттвами. В то же самое время, однако, подобные отношения с арья-сангхой, теми, кто обрел Просветление путем следования Дхарме, могут быть очень плодотворными.

Конечно, многое еще можно сказать о природе этих отношений. Некоторые упоминания об этом есть в «строфах почтения» Еше Гьялцена, но, вероятно, мы можем просто связать это с идеей защиты. Будды и Бодхисаттвы называются нашими защитниками. Они символизируют качества – мудрости, сострадания, чистоты, энергии, – потенциалом для полного развития которых обладаем мы сами, и в этом смысле они защищают наши стремления воплотить свой потенциал.

Подобно этому, хри и апатрапья называются защитниками мира, но их также можно считать защитниками нас самих и нашей духовной практики. К примеру, если мы принимаем обет перед алтарем, мы сознательно призываем на защиту апатрапью или страх порицания. Мы призываем Будду, Бодхисаттв и наших собственных друзей стать свидетелями этого обета, чтобы они знали, какого точно стандарта поведения ожидать в отношении нашей практики.

Непривязанность (алобха)

В самом возвышенном смысле непривязанность – это отсутствие привязанности к составному существованию или сансаре, то есть привязанности к трем дхату или мирам: чувственного желания, архетипической формы и не-формы. Следовательно, непривязанность – это, в конечном счете, свобода от привязанности к высочайшим небесным измерениям и даже самым утонченным уровням медитативного опыта.

Согласно «Виджняптиматратасиддхи-шастре», «в природе этой Чаитты оставаться отстраненным и не поддаваться влиянию трех состояний смертного существования в трех Дхату и причин этого тройственного существования. Ее особая деятельность заключается в противостоянии алчности и накоплении благих деяний»^⁸.

Непривязанность или алобха (что буквально означает «не-жадность») – не самая популярная добродетель. Она может показаться исключительно негативным состоянием, которое заключается лишь в отсутствии привязанности. Но чтобы по праву присутствовать среди положительных событий ума, она должна обладать чем-то еще. Непривязанность – это не некое равнодушие, потеря интереса, хотя само слово и может натолкнуть нас на эту мысль. Она обеспечивает основу для позитивного действия – «накопления благих деяний». На самом деле, мы можем стать непривязанными, лишь будучи избирательно и сознательно привязанными к тому, что искусно и позитивно.

Непривязанность – не то же самое, что отчужденность. «Отчужденность» предполагает, что наша привязанность к чему-то устраняется: есть предыдущие или потенциальные объекты привязанности, от которых мы отстраняемся. Но непривязанность не имеет отношения к какому-то определенному объекту. Традиционный образ условий для непривязанности – пушок семян чертополоха, развеянный на ветру. Мы безмятежны, уверены, уравновешены в себе. Мы не останавливаемся ни на чем, не цепляемся за вещи, поскольку мы самодостаточны. Мы не ощущаем потребности стремиться к чему-то, чтобы почувствовать себя лучше, целостнее или совершеннее. Нам не нужно присваивать себе людей или вещи, чтобы почувствовать удовлетворение. Мы не настаиваем на присвоении себе определенных элементов опыта, поддерживании определенных моделей поведения, которые усиливают наше представление о себе. У нас достаточно уверенности и широты видения, чтобы быть свободными от невротического цепляния за вещи. И, как уже очевидно, щедрость – неотъемлемое качество этого положительного события ума.

Непривязанность не означает, что мы бескомпромиссно независимы. Это не совсем то же, что самодостаточность, что может подразумевать определенное стремление к самозащите и даже ощущение ненадежности. Если непривязанность и означает самодостаточность, то она также означает индивидуальность, осознанность к самому себе, объективность, ответственность и восприимчивость. Она не связана с самоутверждением. Конечно, если того требуют обстоятельства, мы должны знать, как постоять за себя, но для того, чтобы быть личностью, не обязательно постоянно подтверждать свое «я».

Самоутверждение не является важной частью определения подлинной личности, поскольку есть различные обстоятельства, в которых его не требуется. Самоутверждение может быть просто свидетельством зависимости от группы, ощущением собственной слабости по сравнению с проецируемым авторитетом. Да, личность сильна, но не стоит слишком упирать на ошибочное воззрение, что так мы выражаем свою индивидуальность. Люди, которые требуют, чтобы к ним относились как к «личности», часто просто требуют внимания, особого отношения и привилегий.

Непривязанность – это состояние индивидуальности, свободы и творчества, но все эти качества – качества ума. Вы не требуете, чтобы их признавали другие, и не чувствуете, что они под угрозой, когда кто-то сопротивляется тому, что вы поступаете по-своему, поскольку эти качества развиваются в связке с ответственностью и заботой о других. Поэтому непривязанность – это состояние равновесия. Вам не нужно все время угождать всем, но вы не ощущаете и того, что вам нужно расстраивать их. А если кто-то пытается надавить на вас, вы можете почувствовать сожаление или удивление, но не ощущаете никакого давления или угрозы.

1 «Ум в буддийской психологии», с. 43.

2 См. «Ангуттара-Никая», ii, 7.

3 «Ум в буддийской психологии», с. 42.

4 Лама Анагарика Говинда, «Основы тибетского мистицизма», «Сенчури», Лодндон, 1987, с. 230.

5 «Ум в буддийской психологии», с. 42.

6 См. Нарада, Тхера, «Руководство по Абхидхамме», там же, с. 93-94.

7 А. Поуп, «Подражания Горацию», «Эпилог к сатирам», Диалог 2, строфы 208-209.

8 Сюаньцзан, «Чэн вей ши лунь: учение о чистом сознании», там же, с. 395.