Учения, описанные в этой главе, – основы буддизма: на них, как на нерушимом фундаменте, покоятся более высокие сверхструктуры и тончайшие башни позднебуддийского учения и метода. Плод, как говорит Гегель, не отрицает цветка, и «развитая» и «развернутая» форма буддизма, известная как Махаяна или Великий Путь, не разрушает, но доводит до полноты Изначальное Учение^¹. Как цветок, хотя его рождение означает распад для семени, из которого он вырос, тем не менее, несет в своей сердцевине зерно того же вида, так и Махаяна, рожденная из подлинного зерна Изначального Учения, вырывает сорняки хинаянского догматизма лишь для того, чтобы сохранить в своей сути живой и насущный зародыш Дхармы. Это утверждение касается даже тех школ, которые наиболее резко отмежевались от того, что некоторым нравится называть «чистым» буддизмом, и даже вступили в противоречия с ним. Да, в палийских писаниях не упоминается Сукхавати, Счастливая земля Амитабхи, и напрасно мы будем искать на их страницах упоминания о деревьях, сделанных из золота, серебра и драгоценных камней, о лотосовых цветах размером в десять миль или о реках шириной в пятьдесят и глубиной в двенадцать миль, чьи ароматные и музыкально звучащие воды мирно текут среди берегов, усеянных еще более драгоценными деревьями^². Но не в этом суть. На самом деле, суть этого описания в том, что на драгоценных деревьях висят серебряные колокольчики, и миллионы златотелых Будд сидят на конце каждого из миллионов лучей света, сияющих из каждого лотоса, а звук, производимый водами рек, умножаясь, провозглашает те же истины, которые были преподаны в Бамбуковой Роще в Раджагрихе и в парке Джета в Шравасти, – вечные и неизменные истины о болезненной, непостоянной и лишенной самобытия природе всех явлений. Махаяна выводит буддизм из его сравнительно тесного территориального и исторического контекста и переносит в небесную сферу чарующей красоты и непревзойденной эмоциональной привлекательности: она обрамляет бесценную драгоценность Дхармы золотой оправой. Подобно принцессе из сказки, воспитанной в семье свинопаса, буддизм, исток Вечной Истины и Закона, некоторое время был вынужден носить грубые одежды мнимого происхождения, а Махаяна соткала для него роскошные уборы, по праву приличествующие ему.

Из факта, проиллюстрированного этими двумя метафорами (которые суммируют сжатее любой прозы положение, более полно раскрываемое во второй главе), следует, что без предварительных знаний о ранних формулировках учений Будды, сохраненных в собраниях канонической литературы Хинаяны или Махаяны, понимание поздних, более изощренных формулировок невозможно. Для большинства англоязычных учеников-буддистов это, по сути, означает, что изучение Палийского канона Тхеравады, по крайней мере, в переводе, должно предшествовать изучению, будь то в оригинале или на современных языках, сохранившихся санскритских текстов Махаяны и махаянских канонов на китайском, японском, тибетском и монгольском языках. Пытаться понять особые учения, которые отличают школы Дзен, Шин или другие школы сравнительно недавнего происхождения от главного корпуса учений Махаяны в отношении и Учения, и Метода, не исследовав вначале тщательно общую почву, которую они разделяют с другими школами, как ранними, так и поздними, – значит рано или поздно приговорить себя к только что описанной катастрофе. Однако эта ошибка встречается часто. Буддизм в наши дни, несомненно, изобилует учениками, и особенно западными учениками, которые, не удовлетворившись просторными лестницами, которые ведут от низших к высшим этажам Дворца Дхармы, поспешно карабкаются по древу собственного интеллекта и пытаются запрыгнуть оттуда в окно одного из верхних этажей. Они напарываются на разбитое стекло или позорно падают на землю. Не стоит говорить, что эти наблюдения применимы главным образом к независимому ученику: по отношению к ученику, принятому живым учителем (не воображаемым, который говорит «с того света») любой школы, они, конечно, не всегда справедливы.

Согласно палийским писаниям, Будда чаще всего называл свое учение «Дхамма-Винаей», что почти всегда переводится английскими переводчиками как «Norm-Discipline» (Норма-дисциплина), а иногда – по-мильтоновски звучным «Doctrine and Discipline» (Доктрина и дисциплина). Когда в столетия, последовавшие сразу после паранирваны Благословенного, различные школы чтецов стали приводить зыбкую массу устной традиции в ряд более или менее устойчивых и систематических текстов, учения, принадлежащие к Дхарме, были включены в то, что стало известно как «Сутра-Питака» или «Собрание Проповедей», а те, что касались вопросов Винаи или были как-то связаны с ней, были включены в «Виная-Питаку» или «Собрание наставлений в дисциплине». Эти два собрания или источники, из которых были взяты их материалы, не принадлежали одной школе, они были общими для всех школ. Споры, которые охватили Сангху с начала второго века после Великого Ухода, имели своим источником не многообразие традиций, а различия в мнениях относительно того, как правильно их интерпретировать, и того, как должно относиться к одинаковому для всех корпусу доктрин и наставлений, который все члены Сангхи считали подлинным, и каждая сторона обращалась к нему, чтобы обосновать свои взгляды. Даже после разделения на разные ветви все школы продолжали сохранять не только свои особенные учения, но и свои собственные версии общего наследия исходных традиций: каждая, распуская собственные листья и цветы, продолжала прочно держаться за родительский ствол.

Близкое сходство, а по временам – почти идентичность Сутры - и Виная-Питак тхеравадинов и сарвастивадинов в противовес значительным различиям в материале и его организации в Абхидхарма-Питаках соответствующих традиций (Собраниях Высших Доктрин) можно привести в качестве примера типично буддийского процесса развития путем приращения: несомненно, каждая из двух школ составила третье собрание после того, как они отделились друг от друга, и каждая включила туда не только свою собственную систематизацию и интерпретацию учения, но и опровержения взглядов других школ. Махаянисты действовали в соответствии с тем же принципом. Они заимствовали от старых школ весь общий материал изначальной традиции, большую часть экзегетического аппарата, большое число новых технических терминов и все ранние вероучительные изменения, которые не расходились с их собственными взглядами. К этому уже внушительному собранию материала они добавили опровержение ложных вглядов, что в ходе своего развития привело к созданию независимого движения, одновременно внеся непревзойденный и уникальный вклад в более глубокое понимание и более действенную практику учения.

Истоки раннебуддийских школ, за немногими исключениями, туманны и невнятны, в то время как природа взглядов, которых они придерживались, и относительный порядок их появления чаще становятся поводом для спекуляций, чем доподлинно известны. Обычно называются восемнадцать или двадцать школ, но перечни редко совпадают, и в общей совокупности это число почти удваивается. Однако три школы необычайно важны: тхеравадины (стхавиравадины на санскрите), сарвастивадины и махасангхики. Они представляют собой главные направления мысли в раннем буддизме, к которым, так или иначе, принадлежат остальные школы буддизма. Прежде, чем завершить эту главу краткой характеристикой каждой из трех этих основных течений монашеской мысли, мы должны подчеркнуть тот факт, что мы говорим о школах, а не о «сектах», потому что нас интересует не ряд независимых религиозных корпораций, взаимно исключающих друг друга в отношении учения и членства, а, скорее, различные линии ученической преемственности, каждая из которых особенно ярко подчеркивает тот или иной аспект учения, и все существуют бок о бок как – все же – нераздельная Сангха.

Более века после паранирваны Благословенного среди его последователей, по-видимому, преобладало абсолютное согласие. Первый великий раскол произошел между тхеравадинами и махасангхиками в связи с Вторым советом или Советом Вайшали. Отделились ли махасангхики от тхеравадинов или тхеравадины от махасангхиков – это вопрос, на который большинство отвечает в завивимости от того, чью позицию мы считаем верной. Непосредственной причиной раскола были знаменитые десять (или пять) пунктов, которые были выдвинуты от группы Вайшали монахом Махадевой, которого тхеравадины обвиняли в отцеубийстве, кровосмешении и схизме, а современный исследователь Махаяны восхваляет как «одного из самых выдающихся мыслителей Индии»^³. Согласно тхеравадинским хроникам, на повестке дня было десять пунктов, имеющих отношение к довольно мелким правилам монашеской дисциплины. Однако записи Махаяны утверждают, что между двумя сторонами было пять моментов разногласий, все вероучительные и отражающие неудовлетворенность монахов Вайшали тогдашней интерпретацией идеала Архата. Если вспомнить, какие изменения впоследствии произошли в этих школах, становится не столь уж маловероятным, что Сангха была в те времена взбудоражена противоречиями и доктринального, и дисциплинарного характера, и, вероятно, эти волнения имели место даже во время самого Второго совета.

Сторона тхеравадинов, меньшая из двух, отвергая десять (или пять) пунктов Махадевы и его сторонников, настаивала – согласно их собственным записям – на неизменённом соблюдении монашеской дисциплины или – согласно махаянской версии этого эпизода – на свободе Архата от несовершенств, приписываемых ему сторону, представляющую большинство. Справедлива ли та или иная традиция, истинны или ложны обе, но позиция, которую заняли тхеравадины, и не только тогда, но и впоследствии, несомненно, была полна неразумного консерватизма. Как мы всячески настаиваем, махаянисты ни в коем случае не отрицали ранние традиции и в этом смысле сами были консерваторами. Консерватизм Тхеравады был иного рода. Ее сторонники верили, что дух учения лучше всего сохранится, если соблюдать его букву, что постоянство Доктрины неразрывно связано с неизменностью ее внешних форм. То есть по сути это противоречило свежим интерпретациям и любым изменениям. В силу своей неспособности адаптироваться к изменяющимся условиям Тхеравада исчезла в Индии раньше, чем остальные школы, но успешно обосновалась в Шри-Ланке, Бирме и Тайланде, а также в ряде более мелких государств, в которых общий уровень интеллектуального развития и стандарты духовной культуры были значительно ниже, чем в Индии. Превратившись спустя примерно пять веков после паранирваны Благословенного из устной в письменную традицию, она стала средством сохранения до наших дней более обширного и полного собрания первозданных формулировок учения, чем любая другая школа. Даже непросвещенный консерватизм имеет хорошие стороны! Однако в этом случае достоинства были скорее исторического, нежели духовного порядка. Буддизм Тхеравады в целом напоминает гробницы египетских царей: он надежно забальзамировал от распада внешние формы духовной жизни, но не преуспел в сохранении самой этой жизни, его хваленая неизменность – это закостеневшая и застывшая неизменность смерти. С другой стороны, школы Махаяны можно сравнить с современными последователями древних египтян – их черты не всегда напоминают те раззолоченные маски, которые глядят на нас с каменных саркофагов, но они, по крайней мере, живы.

Что касается современных тхеравадинов, их отношение еще более неразумно и консервативно, чем отношение их предшественников. Они не только верят, хотя даже канонические писания свидетельствуют об обратном, что каждое слово палийской Типитаки было произнесено ровно в такой же форме самим Просветленным. Они страстно настаивают, что их форма буддизма – единственно верная, а все другие школы – которые и в наши дни они никогда не изучают, – извращенное и упадническое толкование Изначального Учения. Подобно тому, как развитие цветка нельзя понять без обращения к семени, так и значение семени нельзя понять в отрыве от цветка. Только вклад буддизма Махаяны как живой духовной силы спасет тхеравадинские страны от шаблонной учености, которая заменила собой Учение, и строгого формализма, который занял место Метода, и позволит им полностью оценить подлинное значение и истинную ценность, в том числе, и их собственной традиции.

Сарвастивада была географически самой распространенной и исторически самой важной среди ранних школ. Возникнув как отдельное движение вскоре после Совета в Вайшали, она продолжала процветать в Индии еще долго после исчезновения Тхеравады. Совет, собранный Канишкой в шестом веке буддийской эры, был собранием сарвастивадинов. Веками школа владела мощными институтами не только в центральной, но и во многих частях Юго-Восточной Азии. Отличаясь от изначального корпуса, как утверждают, в отношении всего трех учений, лишь одно из которых касалось Пути, сарвастивадины могут считаться не столько независимой школой, сколько более либеральным и прогрессивным крылом Тхеравады. Аналитический и объясняющий материал, содержащийся в их абхидхармической литературе, которая была более систематична и философична, чем у тхеравадинов, был самым мощным вкладом, сделанным хинаянистами в развитие буддийской мысли. Принятая школами Махаяны и вошедшая в их собственные учения, в которых она, конечно, считалась принадлежащей не абсолютной, но относительной истине, философия Сарвастивады оставалась постоянным элементом любого курса изучения философии. В отличие от тхеравадинов, которые придерживались исключительно идеала Архата, сарвастивадины считали, что ученик может стремиться не только к состоянию Архатства, но и к пратьека - и самьяксамбуддхе. Поэтому они считали изложение пути Бодхисаттвы в писаниях не только описанием предыдущих жизней Будды, как тхеравадины, но и изображением духовного идеала, обладающего универсальной ценностью. Это учение также было принято махаянистами, которые, открыв его полное значение, продвинули его на передний план своего учения.

Однако по одному вопросу позиции махаянистов и сарвастивадинов неизменно расходились. Это была известная доктрина сарвам асти или «все существует», по которой великая школа Хинаяны получила свое особое наименование. Под этим загадочным утверждением, которое, по-видимому, возникло в результате попытки дать адекватное философское объяснение проблеме времени, сарвастивадины понимали (хотя у различных направлений внутри школы были собственные трактовки), что сущность семидесяти пяти дхарм, признаваемых их школой конечными, обладала постоянным существованием на протяжении трех периодов времени. Против этого движения в направлении философского атомизма, который, как тут же отметили противники, был, по сути, отрицанием фундаментального буддийского учения о вселенской несубстанциональности, активно выступила группа внутри школы Махасангхика. Как пишет доктор Налинакша Дутт,

«можно сказать, что Махаяна – это продолжение буддологических спекуляций махасангхиков и их последователей и отказ от Аститвавады сарвастивадинов – догмы, которая казалась махаянистам грубым искажением учений самого Будды»^⁴.

Главный поток буддийской традиции течет от сарвастивадинов через махасангхиков к школам Махаяны. Тхераваду можно считать тихим, но застоявшимся болотом.

Махасангхики, как мы видели, были основной силой во времена Совета в Вайшали. Их вгляды, как говорят ученые, были более «либеральными» и «прогрессивными», чем у тхеравадинов, хотя можно быть уверенными, что они ни либеральны, ни прогрессивны в современном смысле этих слов. Подобно остальным школам, и ранним, и поздним, она заботилась об открытии пути к Просветлению, и отличалась от тхеравадинов лишь тем, что верила, что дух Дхармы лучше всего сохраняется в готовности изменять, адаптировать и дополнять его внешние формы в соответствии с изменяющимися социальными условиями и психологическими потребностями. Обвинить махасангхиков в намерении изменить учение – более чем опасное упрощение запутанного хода исторических явлений: это серьезное заблуждение относительно учения. Дхарма – это плот. Непрерывность Дхармы означает не непрерывность устаревших вторичных форм, а непрерывность основных средств достижения Просветления. Осознав это, махасангхики, а затем и махаянисты на самом деле остались более верными учению Будды и, следовательно, в действительности более традиционными и консервативными, чем тхеравадины со всей их хваленой верностью букве учения когда-либо были.

Махасангхики исчезли из Индии только с ичезновением буддизма. Несмотря на свое «либеральное» отношение, они были ответственны за меньшее количество вероучительных изменений, чем можно было бы ожидать. Локоттаравадины, их самая известная ветвь, учили тому, что западные исследователи буддизма обычно называют «докетической» теорией о мирской личности Будды, хотя подразумеваемое ею сравнение с раннехристианскими воззрениями нельзя воспринимать полностью. Согласно этой школе, природа Будд полностью трансцендентна, явления не омрачают их, они способны умножать тела бесконечное число раз, и их сила и долголетие беспредельны, они не спят и не видят снов, поскольку всегда погружены в самадхи, они воспринимают все дхармы как единый момент мысли и постоянно заняты проповедью Учения. Бодхисаттва, что для локоттаравадинов, равно как и для тхеравадинов – лишь наименование Будды до времени, непосредственно предшествующего Просветлению, спускается с небес Тушиты благодаря сознательному выбору, в полном сознании он нисходит в утробу, остается там на период созревания и рождается. Лишь потому, что буддология махасангхиков более далека от современного научного и гуманистического образа мышления, чем гораздо более материалистические тхеравадинские взгляды на тот же предмет, мы не должны считать, что первые, следовательно, обязательно менее истинны или в меньшей мере близки подлинному учению Будды. Нет свидетельств о том, что традиции, сохраненные махасангхиками, были более поздними или менее достоверными, чем традиции тхеравадинов. Помимо их общего отношения к Дхарме, их неудовлетворенности тхеравадинской интерпретацией Архатства и вклада в буддологию (который впоследствии укоренился в Махаяне), немногое отличало махасангхиков от их оппонентов, принадлежащих школам Тхеравады. По сути, махасанхики были столь важны и значительны, главным образом, потому, что их школа стала матрицей того более глубокого и универсального и одновременно более глубоко аутентичного и духовно действенного истолкования буддизма, которое назвало себя Великим Путем, Махаяной. Как и почему возникла Махаяна и каковы были ее учения, мы рассмотрим во второй главе.

1 Это Изначальное учение или Изначальная доктрина соответствует тому, что Конзе называет «древним буддизмом». См. «Буддийская мысль в Индии», с. 31 и далее.

2 Тем не менее, см. «Махасуддасана-суттанта», «Дигха-никая», 17.

3 Ямаками Соген, «Системы буддийской мысли», Калькутта, 1912, с. 5.

4 «Аспекты буддизма Махаяны по отношению к Хинаяне», с. 27.

Обзор буддизма: Будда и буддизм

Обзор буддизма: Будда и буддизм, Сангхаракшита.

Скачать бесплатно книгу на PDF: «Обзор буддизма: Будда и буддизм»