То, что ни одно явление не возникает без причины, что все существует не по отдельности, но связано со всем остальным во вселенной, что каждое явление влияет и действует на все остальные, а все остальное влияет и действует на каждое явление – это, как мы увидим далее, основной принцип буддизма. Как исторический феномен, как событие, случившееся в определенной точке времени и пространства, возникновение самого буддизма и особенно путь его основателя (или новооткрывателя, если назвать его более точно), является примером закона взаимозависимости и взаимосвязанности всех вещей. Хотя в своей сути она бесконечна и вечна, запредельна категориям времени и пространства, Дхарму в ее феноменальном аспекте, какой она была открыта богам и людям, нужно рассматривать не саму по себе, а на определенном фоне исторических событий и географических условий. Наше видение Дхармы должно быть не простым силуэтом, который не дает никаких представлений об объекте, кроме его очертаний с какой-то одной точки зрения, а предметом искусства, который передает всю гамму цветов (цвет – это ощущение, производимое попаданием света от объекта на сетчатку – еще один пример взаимозависимости) и показывает объект во всех отношениях, со всеми разносторонними влияниями на него в настоящем, с прошлым, разворачивавшимся задолго до него, и с будущим, распростершимся у его ног. Буддизм нужно рассматривать в контексте и в перспективе.

Такое утверждение, без сомнения, можно считать аксиомой, потому что никто, вероятно, не станет всерьез утверждать, что буддизм нужно рассматривать в полной изоляции от других событий. Но когда мы подходим к вопросу о степени и объеме этого контекста и перспективы, сразу же обнаруживаются важные несоответствия во взглядах, к примеру, между научной историей, с одной стороны, и «ненаучной» традицией – с другой. История описывает зарождение цивилизации и культуры, частью формирования которых считается буддизм от века к веку: все, что случилось более чем десять тысяч лет назад, отдается на откуп родственным наукам, астрономии и геологии как их предмет. Антропология утверждает, что, хотя бесчисленные формы жизни предшествовали появлению человека, он – «вершина и венец всех вещей»: «сверхъестественные» существа, которые играют столь важную роль в религии, мифологии, фольклоре и других формах мировых традиций, отвергаются как творения примитивных «предрассудков», попросту не существующие.

С другой стороны, буддийская традиция, воплощенная в текстах, сохраняющих для нас Слово Учителя, утверждает, что не только чувствующие, но и разумные формы жизни существовали в этой вселенной и в этом мире, а также в бесчисленных вселенных и мирах, которые им предшествовали, не только на протяжении нескольких тысячелетий, но в течение огромных периодов времени, которые можно измерить лишь числами, составляющими сотни миллионов лет. Более того, она утверждает, что, хотя человек – и высочайшее из существ в том смысле, что нектар бессмертия может, за редкими исключениями, заполнить лишь сосуд человеческого тела, тем не менее, существуют более высокие и счастливые миры, населенные существами, наделенными неизмеримо большим долголетием, красотой, счастьем и силой. («Перерождение» в таких мирах – результат добродетельных действий, совершенных на земле: когда результат таких действий исчерпывается, снова наступает перерождение в человеческом теле, но это не тот аспект учения, который интересует нас сейчас.) Более того, помимо состояний болезненного существования «ниже» человеческой расы (перерождение в которых – неизбежное следствие совершения недобродетельных поступков), есть бесконечные уровни существования, каждый из которых населен особыми существами, так сказать, вмешивающимися в уровень, населенный людьми. Для буддизма, как и для античных и христианских традиций Запада (где церковь сохранила этот фрагмент традиционного фольклора в довольно искаженной форме),

«миллионы духов невидимыми ходят по земле»,

и буддийские канонические тексты на пали, санскрите, тибетском, китайском языках, а также более поздняя буддийская традиция на ряде других языков упоминает многочисленные встречи людей и нечеловеческих существ. Мир людей, на самом деле, является осевым для всех других уровней существования, от «высочайших» обителей блаженства до «низших» юдолей страдания. Так происходит не только в силу его промежуточного положения или в силу того, что высшие запредельные пути достижимы только на земле, а потому, что только в этом мире может появиться Высочайший Будда. Алмазный трон (ваджрасана), на котором он восседает, чтобы вновь открыть давно утраченный и забытый путь к Нирване, считается духовным центром Вселенной: он первым застыл, когда земля возникла из огненного тумана в начале эона, а в конце эона он исчезнет последним. Обретение Просветления Буддой важно не только для этого мира, но и для всего космоса. Он, согласно палийским текстам, – саттхадева-манусса, учитель богов, равно как и людей.

Старейшие записи его жизни и учений изобилуют рассказами о многочисленных визитах, которые он наносил в миры богов, и визитах, которые они наносили ему, когда он пребывал в роще Джета в Шравасти, в Бамбуковой роще в Раджагрихе, а также во многих других местах. «Мангала-сутта», которая считается одной из самых известных проповедей в Палийском каноне, была адресована деве, а, согласно тхеравадинской традиции, матики или очертания «Абхидхарма-питаки» впервые были изложены Владыкой в Таватимса-девалоке, существу, которое в предыдущем рождении было Майядеви, матерью Бодхисаттвы. Более того, когда спустя несколько месяцев после своего Просветления Будда отправил первые шестьдесят учеников-архатов проповедовать Дхарму, «прекрасную по своему происхождению, прекрасную по своему продвижению, и прекрасную по своему завершению», они были обязаны проповедовать ее богам, равно как и людям. На каждом этапе пути за Буддой следили и ждали его миллионы существ, невидимых взгляду смертного: появление Брахмы Сахампати сразу же после Просветления Будды хорошо известно. На каждой проповеди аудитория небожителей была неизмеримо больше, чем обитателей земли. Те, кто обладали божественным оком (дивья-чаксу), могли видеть, как вокруг Учителя собираются, располагаясь согласно своему «рангу» все более широкими кругами, распространяющимися от земли до самых дальних небес, неисчислимые великие, сияющие существа, которые, когда взгляд поднимался вверх, сливались в одно неразличимое блистание великолепия.

Сколь бедным и ограниченным предстает в сравнении с этой великолепной панорамой, откровением о космической важности Будды и его Дхармы беглый набросок, который дает нам альбом научной истории! Богиисчезли, идажелюдиутратилиосанку. Вместо Будды, Просветленного, мы находим человека, без сомнения, достаточно приятного и привлекательного, который верил, что обрел Просветление. Вместо практики медитации и достижения сверхъестественных состояний сознания мы обнаруживаем галлюцинации, навеянные самогипнозом. Психические силы и сверхъестественные существа отвергаются как несуществующие, и все упоминания о них – почти на каждой странице писаний – считаются либо результатом самообмана, либо более поздними включениями. Такой метод работы с традиционными писаниями называется научным, и утверждается, что его отличает объективность, беспристрастность и полная свобода от любых предрассудков. Однако истина заключается в том, что предрассудки и суеверия владеют всеми умами, не очищенными посредством духовной практики, и даже «знатоки» буддизма – не исключение из этого правила. Они привносят в изучение Дхармы множество предрассудков. Большинство из них заранее убеждены, что Нирвана – чисто психологическое, если не психопатическое, состояние, некоторые сравнивают его с бессознательным современной психологии, поскольку, как они утверждают, раз в Нирване нет никакого осознания себя, а сознание – это всегда самосознание, Нирвана – непременно состояние бессознательного. Некоторые из них (мы не говорим о ученых последователях Дхармы) даже не задумываются ни на мгновение о том, подходит ли силлогическая аргументация в качестве адекватного инструмента для исследования и прояснения учения, которое утверждает о своем выходе за пределы логики. Исторические и антропологические концепции, усвоенные в ходе общего образования, более того, часто ответственны, как мы уже упоминали, за многие ложные истолкования.

Не стоило бы так беспокоиться об этом, если бы ученые, занимающиеся буддизмом, просто говорили о том, что упоминается в буддийских текстах, а буддисты всегда верили в наличие сверхъестественных сил и сверхъестественных существ, и о том, что они сами не способны принять подобные верования. Но, вместо того, чтобы занять такую очевидную позицию, которая, по крайней мере, не включала бы попыток скрыть пропасть между традиционными верованиями и современными научными взглядами, некоторые ученые утверждают, к примеру, что девов не существует, и ранние буддисты не могли верить в них, а потому все упоминания о них в текстах, должно быть, внесены в писания позже, и, следовательно, их нужно оттуда извлечь. Научный метод становится, таким образом, настоящим прокрустовым ложем, в котором буддизм, несчастная жертва, либо сдавливается, либо растягивается, в любом случае подвергаясь серьезному насилию, в соответствии с прихотью исследователя. И таких людей нас просят считать «авторитетными» в буддизме, и буддисты якобы должны быть благодарны им за все, что они сделали для их религии! Читателя, вероятно, более не удивляет, что мы советуем ученику-буддисту избегать, насколько возможно, книг, написанных такими людьми, и сосредоточиться вместо этого на традиционных изложениях Дхармы.

То, что многие переводчики пропускают завершение «Дхаммачаккаппаваттана-сутты», первой проповеди, сделанной Владыкой после Просветления – это пример, один среди многих, панибратства по отношению к писаниям буддизма, о котором мы говорим. Некоторые ученые пропускают последние четыре или пять разделов этой проповеди без комментариев, один, по крайней мере, честно заявляет, что, поскольку они «мифологичны», они должны быть дополнениями к оригинальному тексту, и, следовательно, он выбрасывает их без дальнейших церемоний. Но справедлива ли подобная процедура? Разве заключение проповеди, хотя оно и разительно отличается от остального текста, вообще не имеет значения и ценности, и им стоит грубо пренебречь? Мы попытаемся ответить на этот вопрос, прежде всего, вспомнив о значимости самой проповеди, а затем полностью процитировав заключение.

Будучи первым публичным высказыванием в деятельности Будды, «Проповедь основания царства праведности», или, если более буквально, «Приведение в движение колеса Дхармы», занимает уникальное положение среди текстов Палийского канона. Так, по крайней мере, признают даже те, кто считают Будду просто неким индийским Сократом, который приобрел историческую значимость по причине распространения его влияния на жизнь и мысль Азии. Составители Палийского канона не преминули указать, по-своему, на уникальность этой сутты, поскольку ее название не упоминает ни ее адресатов, ни темы, о которой там идет речь, – оно отсылает к ее важности как первого изложения освобождающей истины, открытой Буддой во время медитации под деревом бодхи. Мера этой значимости, безусловно, разнится в согласии с внутренней ценностью, предписываемой Дхарме, а также в согласии с относительной широтой или ограниченностью видения, в контексте которого рассматривается буддизм. Для ученого она представляет чисто историческое и гуманистическое значение, но для самого буддизма, который убежден, что в первой проповеди Будда снова открыл не только людям, но и богам высочайшую истину, она обладает, в дополнение к этому, трансцендентной и универсальной ценностью.

Убедив пять монахов отказаться от крайностей потакания себе и самоистязания и следовать вместо этого Срединному Пути (мадджхима патипада) или Благородному восьмеричному пути (ария аттхангика магга), Будда провозгласил Четыре Благородные истины (чатари ария сакка) Страдания (дуккха), Возникновения страдания (дуккхасамудая), Прекращения страдания (дуккха-ниродха) и Пути, ведущего к прекращению страданий (дуккха-ниродха-гаминипатипада), заявив, что, поскольку его знание и проникновение в эти Четыре благородные истины в трех их аспектах (типариватта) и двенадцати модусах (двадасакара), в их сущностной природе, не было совершенно очищено, до этих пор он не мог проповедовать среди дев, мар и брахм, среди собраний отшельников и браминов, включая богов и людей, что он обрел несравненное Высочайшее Просветление. Однако теперь, полностью очистив и знание, и проникновение, он дает такую проповедь. Он знает, что его освобождение ума (четовимутти) непоколебимо, что это его последнее рождение, что в будущем для него больше не будет перерождений (пунаббхава, «нового становления»). Пять монахов возрадовались речи Будды. В досточтимом Конданне возникло чистое и незапятнанное око Истины (дхамма-чаккху), и он узрел, что все, что имеет рождение, имеет и прекращение. Здесь, согласно тем, кто верит, что все вкрапления «мифологии» – обязательно позднее дополнение, проповедь в ее изначальной форме заканчивается. Текст сутты, передаваемый в Тхераваде, однако, завершается следующими абзацами:

«Так, когда Владыка повернул Колесо Учения, обитающие на земле боги воскликнули: «Это высочайшее Колесо Учения было повернуто Владыкой в Бенаресе в Исипатане (Сарнатхе) в Оленьем Парке, Колесо, которое не повернул ни один аскет, брахман, бог, Мара, Брахма, никто иной в мире». Боги небес четырех великих царей услышали возглас земных богов, и воскликнули… Боги небес тридцати трех услышали возглас богов четырех великих царей… Боги Ямы… Боги Тушиты.. Боги Нимманарати… Боги Параниммитавасаватти… Боги мира Брахмы воскликнули… «Так, когда Владыка повернул Колесо Учения, обитающие на земле боги воскликнули: «Это высочайшее Колесо Учения было повернуто Владыкой в Бенаресе в Исипатане (Сарнатхе) в Оленьем Парке, Колесо, которое не повернул ни один аскет, брахман, бог, Мара, Брахма, никто иной в мире».<…> Так в это самое время, в этот самый момент, в эту секунду, возглас разнесся до мира Брахмы, и эта система из десяти тысяч миров содрогнулась, пошатнулась и задрожала, и безграничный великий свет просиял в мире, превосходящий божественное великолепие богов».

Сутта спускается с небес на землю с этими словами:

«Так Владыка произнес свою пылкую речь: «Несомненно, Конданна обрел знание, несомненно, Конданна обрел знание». Так именем старейшего Конданны стало Анната-Конданна, «Конданна, который обрел знание»^¹.

Сколь бы, несомненно, ни была важна тема учения, содержащаяся в основной части проповеди, ее своеобразное заключение вряд ли заслуживает меньшего внимания. Рассказ о том, как новости о повороте Буддой Колеса Дхармы разносились от небес к небесам, ясно указывает на то, что это событие имело значение не только для пяти монахов, которые были первыми восприемниками его учения, или даже для человечества в целом, но для всей обитаемой вселенной. Понимать ли его буквально или символически, троекратное сотрясение системы из десяти тысяч миров и появление безграничного великого света позволяет нам осознать, что произнесение первой проповеди было, подобно рождению, Просветлению и «окончательному уходу» Владыки Будды, событием не только человеческого и исторического, но космического значения. Следовательно, заключение сутты – вовсе не необязательное дополнение мифологизаторов-потомков, не просто чисто литературное украшение: это открытие подлинного контекста буддизма, и в качестве такового заключение необходимо для правильного понимания значимости самой Дхармы. Убрать его, минимизировать его значимость или даже попытаться понять смысл сутты без обращения к нему – значит совершить, пусть и ненамеренно, одно из тех прокрустовых искажений и коверканий буддизма, о которых мы уже упоминали.

1 «Самьютта-никая, v, 420.

Обзор буддизма: Будда и буддизм

Обзор буддизма: Будда и буддизм, Сангхаракшита.

Скачать бесплатно книгу на PDF: «Обзор буддизма: Будда и буддизм»