Это любое принятие, утверждение, мнение как догма, домысел и точка зрения, которая совершенно предвзято принимает пять изначальных элементов как внешнее существование или как не-существование, и его роль – мешать обретению ясности посредством понимания реальности, достигаемому на Срединном пути^¹.

«Абхидхармасамуччая»

До некоторой степени мы уже сталкивались с крайними воззрениями. Существует два крайних воззрения, которых можно придерживаться по отношению к собственным взглядам. С одной стороны, мы можем принять догматическое, собственническое отношение к воззрениям, цепляясь за них, как будто они полностью выражают абсолютную истину. Противоположная крайность – считать необязательными любые воззрения, даже искусные, правильные воззрения.

Четырнадцать «невыражаемых» также представляют собой крайние воззрения, на которые единственно подходящим был ответ Будды – оставаться в молчании. Его молчание не было молчанием неведения или откладыванием суждения, не было это и просто благородным молчанием второй дхьяны, когда мыслительные процессы витарки и вичары временно устраняются. Все альтернативные воззрения, которые ему предложили, были неприемлемы, и он знал, что это невозможно объяснить словами, поэтому он оставался в тишине Просветленного ума.

Традиционно крайние воззрения, которые считаются показательными в этом отношении – это этернализм и нигилизм: воззрение о том, что «я» существует вечно, и воззрение, что «я» полностью не существует^². В древней Индии эти два воззрения относились к тому, остается ли «я» после смерти в той или иной форме. Воззрение этерналистов заключалось в том, что «я» остается неизменным из жизни в жизнь: это сродни христианской точке зрения на душу, которая остается нетронутой в момент смерти и отправляется на небеса, в ад или чистилище. Нигилистическое воззрение заключается в том, что весь психофизический организм полностью уничтожается в момент смерти – и это, безусловно, общепринятый светский взгляд в наши дни.

Таков, можно сказать, психологический аспект этих двух крайних воззрений. Их можно и поместить скорее в метафизический контекст. Эта версия предполагает воззрение, что мирское существование в рамках пяти скандх абсолютно реально тем или иным образом, или другую крайность – что оно совершенно не реально и иллюзорно на любом уровне.

В-третьих, если рассматривать это в рамках нравственности, этернализм и нигилизм можно интерпретировать как две крайности – потакания себе и самоистязания. Можно рассматривать потакание себе – философию «ешь, пей, гуляй, ведь завтра мы умрем» – как форму нигилизма. И можно видеть самоистязание – ради цели освобождения вечной души из ее темницы – формой этернализма. Однако это справедливо лишь с точки зрения традиционного представления о двух крайностях, которые представляют собой отношение к возможности жизни после смерти. Вероятно, более верно с точки зрения психологической реальности сказать, что потакание себе выражает веру в абсолютную реальность мирского существования, в то время как самоистязание выражает ненависть к себе, и, следовательно, стремление к саморазрушению, которое распространяется и на разрушение мирского существования.

Буддийское учение об анатмане, отсутствии самости, к несчастью, иногда интерпретируется в таких терминах, которые отсылают к этой тенденции к саморазрушению. Если это учение толкуется как полное отрицание самости, оно будет очень привлекательным для людей, которые хотят выразить ненависть к самому себе. По-видимому, не слишком много людей придерживается подобного отношения, увлекаясь учением анатмана как, по сути, отрицающим жизнь принципом. Но представление о том, что учение об отсутствии самости провозглашает недостойность и бессмысленность жизни и, на самом деле, ее несуществование, просто не соответствует буддизму.

Учение об анатмане можно также использовать, как способ избежать личной ответственности или удерживания собственных естественных энергий. Все, что мы решаем делать, особенно в энергичном или чистосердечном духе, становится выражением эго и отвергается с точки зрения учения. Опять же, это ложное воззрение. Цель состояния Будды – выйти за пределы индивидуального «я», а не отказаться от обретения индивидуальной личности.

Эго – не более чем склонность абсолютизировать наше текущее состояние существования. Это не объект, это ложная интерпретация. Мы видим то, чего нет. Человек находится в процессе постоянного изменения и, следовательно, всегда присутствующего потенциально развития; заблуждения также могут присутствовать, в форме веры в устойчивое, неизменное «я», сущность или душу. Но это устойчивое, неизменное «я», сущность или душа отсутствуют, их никогда не было и никогда не будет. И, поскольку их нет, мы не можем ничего с ними поделать – избавиться от них, выйти за их пределы и так далее. Лучшее, что можно сделать с эго, – забыть о нем.

Мы – не просто отсутствие самости, мы – отсутствие фиксированной самости, поток вечно изменяющихся компонентов, физических и ментальных. Сам Будда, несомненно, был мощной, выдающейся личностью и очень ясно представлял, кем или чем он является. Иметь воззрение о самости – значит отождествлять себя со своего рода «поперечным сечением» потока скандх и воображать, что мы можем остановить поток в этой точке. Это не просто состояние остановленного развития, как у ребенка, который говорит: «Когда я вырасту, я наполню свой дом игрушками и буду есть сладости целый день», – не в состоянии вообразить, какими изменениями сопровождается взросление.

Пять скандх – мир, который мы ощущаем как одновременно субъект и объект – не являются ни абсолютной реальностью (поскольку, согласно Просветленному опыту Будды, вещи не таковы, какими мы их воспринимаем), ни совершенной иллюзией (поскольку наш опыт, хотя он и не просветлен, обладает достоверностью на своем собственном уровне). Именно в ответ на нашу склонность к тому или иному из подобных крайних воззрений – которые, несомненно, находят отражение в различных философиях и догмах Запада и Востока – был сформулирован Срединный путь.

Срединный путь – это видеть, что пять скандх обладают условным или относительным существованием, то есть рассматривать их как возникающие под влиянием причин и условий. Если крайние воззрения заключаются в том, что мы видим обусловленное существование либо как не обусловленное, либо как совершенно иллюзорное, Срединный путь – это видеть обусловленное как оно есть, просто обусловленным. Мы склонны считать такие понятия, как существование и несуществование, реальность и нереальность, абсолютными, в то время как если речь идет об условном или относительном существовании (а именно в обусловленном существовании мы проводим эти различия), ничего абсолютного нет.

Все обусловленное, все феноменальное, все мирское возникает в зависимости от условий и прекращается в отсутствие этих условий. Мир не вполне реален, но и не абсолютно нереален. Мы ощущаем его, мы вовлечены в него, но его не стоит принимать за абсолютную реальность, как то, что существует в абсолютном смысле. Все именно так. Это Срединный путь, то, как буддизм видит мир. На самом деле, это просто здравый смысл.

Но, конечно, мы хотим абсолютного. Буддийский подход заставляет нас задуматься о самих себе, увидеть сложность ситуации, в которой мы находимся, участвующие в ней факторы, попытаться понять ее полностью и честно, а не убегать с этого Срединного пути в поисках легких ответов. Если мы задумаемся о чем-то объективно, таким образом, это может оказаться большим разочарованием. Это также требует смелости, поскольку означает, что мы берем на себя ответственность за собственные выводы.

Большинство людей относятся с верой и доверием к тому, кто производит сильное впечатление, к тому, кто настойчив, убежден и уверен в себе. Если вы пытаетесь с осторожностью относиться к собственным словам, даете оценку там, где это уместно, и отмечаете, что ваше мнение – лишь одно из многих, что есть другие мнения, и человеку придется самому решать, вы произведете впечатление слабохарактерности. В целом, люди хотят знать, что им думать, что означает, что все должно быть предельно ясно. Они хотят определенности. В чем они уверены, для них менее важно, чем сама уверенность. Они поверят в чушь, чепуху, если только им разрешат поверить в это абсолютно. Они ищут не ясности, а уверенности. Уверенность – это безопасность, а оказаться наедине с трудностями и замешательством, которые грозят нам, если думать всерьез, означает погрузиться в небезопасность.

Многим людям, по-видимому, нравится соваться со своими мнениями туда, куда, можно сказать, умный не сунется. Я замечал это, к примеру, у индуистов с достаточно поверхностными познаниями в религии. Помню, как-то я ехал на джипе-маршрутке из Калимпонга в Силигури, сидел на переднем сиденье рядом с водителем, и случилась какая-то задержка. И полицейский из Бихари, который улаживал ситуацию, увидев, что среди ожидающих есть садху в желтых одеяниях – то есть я – и не найдя ничего лучше, чем занять себя, подошел ко мне и начал задавать обычные вопросы: «Ты святой?» – и так далее. Затем он начал рассказывать мне о том, как вселенная появилась из Брахмана, что все вокруг нереально, а душа – то же самое, что Бог. Он рассуждал о подобных вещах пятнадцать минут, а затем отошел. Буддист-тибетец, сидящий позади меня, наблюдал все это с все возрастающим ужасом. «Это человек говорил о Дхарме», – сказал он наконец, как будто не веря своим ушам. То, что человек с несколькими хаотическими понятиями о религии, болтающимися в его голове, может вообще заикнуться о них на публике, перед совершенным незнакомцем, почти лишило его дара речи.

Будучи буддистами, мы понимаем, что нужно сопротивляться склонности людей искать абсолютистские воззрения. Они, к примеру, спрашивают о каком-то одаренном, но непредсказуемом буддийском учителе: «Такой-то – Бодхисаттва или просто подделка?» Конечно, на самом деле он – сложная человеческая личность и достоин большего, чем любое резкое суждение, и даже больше, чем то, которое будет точно посредине. Или кто-то говорит: «Каково воззрение буддизма на то-то и то-то: повешения, аборты, астрологию, внебрачный секс?» Что им нужно, так это определенный, простой ответ, чтобы унести его с собой.

Но не существует «буддийского воззрения» как такового, нет иерархии или авторитета, у которых можно было бы черпать воззрения. Можно иметь свое мнение, будучи буддистом, но на нем не будет печати авторитетности, которую христиане получают от Бога, Библии или Папы. А людям обычно нужна такая безопасность, которую мы получаем от источника авторитетных суждений. Если вы буддист, лучшее, что вы можете сделать – это сказать: «Вот Четыре благородные истины. Делайте с ними, что можете».

В поисках готовых «буддийских ответов», «партийной линии», люди также хотят облечь человека как буддиста в определенные категории. Подобно тому, как люди говорят «он Овен», «он принадлежит к типу алчности» или «он бухгалтер» и считают, что поняли человека, с которым имеют дело, классифицировали его, наклеили ярлык, точно так же, если они хотят соотнести с чем-то буддизм, они вписывают человека в категорию буддистов. И снова, нужно противостоять этой склонности. Это способ отвернуться от вас, принизить вас, не интересоваться вами, как личностью. Они решили, что о вас думать, благодаря тому факту, что вы буддист. Это не означает, что нужно с опаской говорить, что вы буддист – или бухгалтер, раз уж на то пошло – но не стоит воображать (или надеяться), что буддизм помещает вас как личность в особую категорию.

1 «Ум в буддийской психологии», с. 77.

2 Это было аспектом первых учений Будды после его Просветления. См. «Виная», книга 4 (Махавагга», гл. 1, или «Жизнь Будды», там же, с. 42.