Преподнесение дара «без опоры» означает отдавать все, что необходимо в данной ситуации, вплоть до жертвования собственной жизнью и членами, и думать о себе не больше, чем думает человек, передающий другому соль

Более того, Субхути, Бодхисаттва, который совершает даяние, не должен опираться ни на что материальное, не должен опираться и ни на что иное. Когда он совершает даяния, ему не должны служить опорой видимые объекты, не должны служить опорой и звуки, запахи, вкусы, прикосновения или объекты ума.

Согласно Васубандху, который составил ранний и авторитетный комментарий на Алмазную Сутру, даяние здесь замещает или олицетворяет собой все шесть Совершенств: даяние, нравственность, терпение, усердие, медитацию и мудрость. Как это может быть? Во-первых, можно сказать, что благодаря практике нравственности и терпения вы даете защиту и безопасность другим живым существам, или, по крайней мере, их ограниченному количеству, благодаря тому, что не оскорбляете их, не грабите, не крадете их жен и дочерей, не обманываете их, и благодаря тому, что терпеливо выносите их слабости. Можно также сказать, что вы защищаете других, наделяя их уверенностью и вдохновением посредством собственной практики нравственности и терпения.

Во вторых, вы можете совершить даяние Дхармы только на основе практики усердия, медитации и мудрости (а не просто раздавая восторженные брошюрки, так сказать). Чтобы совершать даяние Дхармы постоянно или достаточно продолжительное время, вам нужно огромное количество энергии, и вообще такой дар невозможен без определенного уровня ясности ума, не говоря уже о проникновении. Так что справедливо представлять даяние (дану) как воплощение всех Совершенств, по крайней мере, с определенной точки зрения.

Поэтому нам будет полезно напомнить себе, что даяние означает в непосредственном значении этого слова. На определенном этапе Махаяна была довольно сильно озабочена по этому поводу вопросом о богатстве, поскольку считалось, что практически невозможно практиковать дана-парамиту, если у вас нет материальных вещей, чтобы поделиться ими. Людям, у которых не слишком много материальных вещей, которые они могли бы отдать, может показаться прекрасной идея даяния на более тонком уровне – дара вдохновения, дара времени, даже дара Дхармы. Но этот уровень даяния вообще выходит за пределы способностей многих людей, и они не могут совершать подобное даяние в такой степени, чтобы оно приносило пользу. Для того чтобы обладать способностью совершать даяние в простом, обычном смысле этого слова, нужно, чтобы в кошельке у нас были деньги. Если мы можем заработать на работе столько, чтобы отдавать часть своего заработка – не принося себя в жертву, конечно – это часто лучший способ практиковать дану.

Бодхисаттва, говорит Будда Субхути, не должен искать ни в чем опоры. На определенном уровне это, очевидно, означает, что он должен практиковать даяние или любую из парамит, не думая о заслугах, обретаемых от этого поступка. Однако дело не только в этом. Речь не только о том, что Бодхисаттвы совершают добродетельные деяния без малейших нечистых побуждений, речь о том, что они видят, что они – и заслуги, ими обретаемые – пусты.

Но как нам подойти к этой идее практически? Искать опору значит, что мы останавливаемся на чем-то – на чем-то, что мы можем потрогать, услышать, понюхать или попробовать, на идее, представлении, объекте ума. Вы опираетесь на это всей тяжестью своего веса, полагаетесь на это, понимаете это буквально, принимаете как чистую монету, относитесь к этому со всей убежденностью – почти ищете в этом прибежища²¹.

Способ избежать «поиска опоры» в таком случае – не позволять вашему мышлению полностью впадать в зависимость от непосредственного предмета восприятия. От нас не ожидается, что мы должны справляться вообще без понятий о вещах, но мы должны относиться к этим понятиям не иначе, как к чему-то временному. Мы должны использовать понятия, но не успокаиваться на них. Если мы собираемся развить такое отношение к понятиям, свойственное Бодхисаттвам, нам нужно убедиться, что мы не позволяем нашему мышлению управляться видимыми объектами нашего восприятия.

Когда вам задают вопрос, вы можете выбрать, отвечать ли вам в рамках вопроса или выйти за его пределы при ответе. Ваш ответ может быть ограничен вопросом или не ограничен. Бодхисаттва не позволяет рамкам вопроса определять рамки ответа. В то же самое время, чувственные данные могут ставить перед нами вопросы, говорить что-либо, но Бодхисаттва не позволяет своей реакции обуславливаться чувственными импульсами. Бодхисаттва «выходит за пределы» этого, потому что он больше, чем эти чувственные данные или объекты ума. Проще говоря, представьте, что вы, скучая, сняли фото пейзажа, который когда-то запечатлел и великий художник. Отпечаток, который вы получите в лаборатории, воспроизведет пейзаж настолько точно, насколько позволит химический процесс, но конечный результат будет ограничен этим процессом. С другой стороны, художник привнесет самого себя в уравнение, отказываясь удовлетворяться зримым, и, скорее всего, увидит и запечатлеет больше, чем просто «данность».

В общем, художнику нужен опыт в воспроизведении зримой стороны вещей, чтобы создать образ, который выйдет за пределы зримого. Подобно этому, Бодхисаттва не избегает рационального мышления и вопросов, которые оно поднимает, но в то же самое время он готов выйти за пределы этих вопросов. Тот же самый принцип действует и в медитации на шести элементах²², в которой, вовсе не отказываясь от вовлеченности в мир материальности, мы на самом деле кратко исследуем различные компоненты нашего материального существования. Однако наша цель при этом заключается в том, чтобы осознать, что мы больше, чем эти компоненты, что наше бытие выходит за их пределы (или за пределы, по крайней мере, первых пяти элементов), и чтобы вновь утвердить, так сказать, наше изначальное бытие.

Практика дана-парамиты заключается в выражении нашей сокровенной природы. Преподнесение дара «без опоры» означает отдавать все, что необходимо в данной ситуации, вплоть до жертвования собственной жизнью и членами, и думать о себе не больше, чем думает человек, передающий другому соль. Вы бы даже удивились, если бы кто-нибудь вздумал поблагодарить вас за то, что вы отдали все, что имели, потому что вы не совершаете ничего особенного (с вашей точки зрения), когда просто, так сказать, являетесь сами собой. Это как если бы кто-то подошел к вам после ужина и сказал: «Спасибо, что передал мне соль». Так что в своей практике мы можем стремиться к меньшей намеренности, меньшей сознательности, менее «суровой» добродетельности – не позволяя нашей левой руке ведать, что творит правая, как выразил это Иисус. И, конечно, это применимо по отношению ко всем парамитам. Нам нужно понять, что практика даяния, этики, терпения, усердия, медитации и мудрости – это выражение нашей собственной глубочайшей потребности.

Один из многих упреков, которые древние египтяне обычно высказывали древним грекам – а в те времена древние греки были, несомненно, современными, если не сказать дерзкими – заключался в том, что они развивали гимнасии, главным образом, потому, что им не хватало упражнений в ходе их повседневной жизни. С точки зрения египтян это было равнозначно признанию того, что часть греков жили искусственной, нездоровой, неуравновешенной жизнью. Тот же подход можно применить и к практике религии: если она не является неотделимой от хода обычных повседневных житейских дел, что-то здесь не так. Можно, правда, сказать, что если бы египтяне должным образом достигли равновесия, им не требовались бы храмы, но это означало бы принятие неподходящего, современного воззрения на функцию храмов. Для египтян боги были реальны, а храмы были просто их обиталищами, где люди им служили. В древнем Египте религиозность не подразумевала особого стиля жизни, а религиозная деятельность не накладывалась на обычную жизнь.

Этот принцип – одна из тем Лао-Цзы в его «Дао-дэ-цзине». Точно так же, как Лао-Цзы назвал бы разработку свода правил нравственности упадком, так мы можем с подозрением отнестись к идее особых религиозных поступков. Если у вас есть деньги, а у кого-то еще их нет, можно разделить между вами это богатство и при этом раздумывать не более, чем цветок думает, распускаясь. Однако вместо этого мы часто склонны практиковать религию как – если позаимствовать известный (или не очень известный) образ доктора Джонсона – собака, ходящая на задних лапах. После многолетней практики она делает это довольно хорошо – вероятно, она семенит на задних лапах лучше, чем любая собака в городе, к чести своего хозяина – но все же это в высшей мере искусственное представление. Совершенно бесполезно ставить нашу невоплощенную собачью природу на задние лапы и выставлять ее напоказ перед восхищенной толпой, думая: «Вот это духовная жизнь». Не к чему преисполняться важности по поводу того, что ты – великий Бодхисаттва, практикующий великие добродетели. Именно потому, что мы доводим себя до такого глубоко нерелигиозного, неискусного состояния, нам приходится вообще задумываться о религии и нравственности.

Ибо, Субхути, Бодхисаттва, великое существо, должен совершать даяния таким образом, чтобы не опираться на понятие о знаке.

«Понятие» – это перевод «самджни», которая является одной из пяти скандх²³ и в данном контексте означает скорее что-то вроде «распознания». Предположим, например, что вы видите в отдалении что-то зеленое, обладающее определенной узнаваемой формой и размерами, так что вы способны распознать это, на основании своего предшествующего опыта восприятия, как дерево. Это самджня – не только восприятие, но скорее отождествление восприятия как восприятие определенного предмета. Конечно, реальный процесс восприятия и распознавания обычно настолько быстр, что невозможно провести различия между элементом чистого восприятия и элементом распознавания, но моменты неоднозначности иногда случаются, особенно в незнакомой обстановке или при незнакомом освещении, когда вы можете быть вполне уверены в том, что воспринимаете, но не способны дать этому точного определения.

С точки зрения Палийского канона самджня означает «распознавание». Однако Махаяна подчеркивает (во многом в духе Беркли), что мы не удовлетворяемся чистым восприятием или восприятием с отождествлением, но ошибочно наделяем то, что мы воспринимаем, реальной, определенной, устойчивой сущностью, которой определенный цвет, форма, запах, звук и прикосновение, которые мы воспринимаем, принадлежат в качестве атрибутов.

Иногда людям кажется, что между ними и Реальностью есть лишь одна преграда, преграда, выстроенная языком или знаками. Но даже без языка мы воспринимаем вещи как вещи

Буддийская позиция – это, по сути, позиция номинализма. Реализм, напротив, утверждает, что дерево – нечто большее, чем общая сумма восприятий, которые вы ощущаете и интерпретируете как дерево. Буддизм не то чтобы придерживается точки зрения, что дерево существует лишь в вашем собственном уме, но на самом деле утверждает, что, даже если бы реальное дерево существовало независимо от нашего (или чьего-то еще) восприятия, было бы невозможно подтвердить этот факт. Следовательно, с точки зрения буддизма, дальнейшие спекуляции по этому вопросу тщетны.

Все, что нам остается, это осознанность, а в рамках этой осознанности или восприятия – своего рода различение противоположных полюсов, один из которых можно идентифицировать как объект, а другой – как субъект. Однако очевидно, что эти субъекты и объекты нельзя рассматривать как дискретные, отдельные, и независимые. Если бы объект на самом деле не зависел от субъекта, как мы смогли бы воспринимать его – или даже знать о его существовании? Буддисты склонны видеть мир не как совокупность отдельных объектов, воспринимаемых отдельными субъектами, а как мир восприятия, мир опыта, мир осознанности, сияющий и светоносный, который то здесь, то там тускнеет, уплотняется или сгущается в различной степени поляризации (хотя мы и должны остерегаться реалистических допущений, говоря о нем подобным образом).

«Искать опору в понятии о знаке», – это, следовательно, полагаться на устойчивую идею. В случае с даянием это равнозначно действиям в соответствии с устойчивой идеей о том, чем должна быть дана. Мы можем соотнести это с третьими оковами, опорой и на правила и ритуалы как самоцель²⁴: если мы сделаем то-то и то-то, это будет означать, что мы практикуем дану. Такие поступки могут завести нас довольно далеко, но это едва ли свободное, спонтанное и естественное даяние, которым является дана-парамита.

Если мы полагаемся на правила и ритуалы как самоцель, мы создаем барьер между нами и реальностью – и на самом деле это второй барьер. Иногда людям кажется, что между ними и Реальностью есть лишь одна преграда, преграда, выстроенная языком или знаками. Но даже без языка мы воспринимаем вещи как вещи: язык просто воплощает это восприятие и в каком-то смысле возникает из него. Дело не в том, что, не будь языка, мы бы не смогли воспринимать вещи как они есть. Мы бы все равно воспринимали вещи, а вещи – это не реальность. Так что между нами и реальностью – двойная преграда. Мы не только воспринимаем вещи, мы также используем слова по отношению к ним, равно как и к живым существам, и это лишь усиливает наше представление об этих вещах или существах, как о чем-то, представляющем реальность.

А почему? Потому что множество заслуг этого существа Бодхи, который, не опираясь ни на что, совершает даяние, непросто измерить. Как ты думаешь, Субхути, протяженность пространства на Востоке легко измерить? Субхути ответил: «Воистину нет, о Владыка». Владыка спросил: «Подобно этому, легко ли измерить протяженность пространства на юге, западе или севере, вверху и внизу, в промежуточных направлениях, во всех десяти направлениях всех сторон? «Субхути ответил: «Воистину нет, о Владыка». Владыка сказал: «Точно так же множество заслуг того существа Бодхи, которое, не опираясь ни на что, совершает даяние, непросто измерить. Вот почему, Субхути, те, кто вступил в колесницу Бодхисаттвы, должны совершать даяния, не опираясь на понятия о знаке.

Так почему Бодхисаттва должен совершать даяние без какого бы то ни было скрытого побуждения? Это вопрос, который задает Будда. Данный им же ответ – потому что заслуги, которые обретает Бодхисаттва таким образом, неизмеримы – это образец замкнутой в самой себе логики этой сутры. Она в каком-то смысле нелогична. Довод строится совершенно не последовательно: то, что вы будете награждены неисчислимыми заслугами, не может быть мотивацией для деяния, сущностью которого является чистота от корыстного интереса. Слова «почему», «потому» и «следовательно» появляются здесь, подобно приведениям скованного рассудком мира, далеко за пределы которого выходит сутра.

Однако рассудок оставляется позади не потому, что он не нужен, а потому что, в конечном счете, у него есть ограничения. Речь здесь идет не об обесценивании рассудка. Интеллект не может получить непосредственный доступ к абсолютной истине, но Совершенство Мудрости ни в коем случае не предполагает, что без него можно обойтись. И все же иногда от изучения Дзэн или, скорее, западных интерпретаторов Дзэн, может создаться впечатление, что нужно, прежде всего, привести себя в состояние интеллектуального замешательства, а затем отделаться от интеллекта одной забавной коротенькой дзэнской историей. Подразумевается, что так интеллект попадает впросак, а Дзэн выходит за его пределы. Но реальные дихотомии, реальные интеллектуальные коаны, которые указывают нам границы разума, нужно отличать от своеобразного замешательства ума, которое, определенно, не присуще самому интеллекту (строго говоря, «замешательство ума» – противоречивое определение), а возникает в результате заигрывания с овеществлением понятий.

Если вы хотите увидеть, как настоящий мыслитель разрабатывает свои антиномии, вам стоит обратиться к Канту. Но не стоит решать проблемы плохой метафизики иррационализмом. Если она обескураживает вас, стоит напомнить себе, что вам нужно выйти за пределы своего собственного интеллекта, а не интеллекта Канта или Нагарджуны! Суть в том, что вы выходите за границы рассудка, а не устраняетесь от него. Вы не можете просто отшвырнуть интеллект прочь, потому что не хотите больше иметь с ним дела – отшвырнув его, вы выбьете лестницу у себя из-под ног. Возможно, эти рассуждения совершенно очевидны, но влияние псевдо-Дзэна распространилось широко и имеет катастрофические последствия, так что, вероятно, стоило об этом упомянуть.

Даяние – врожденное качество. Мы от природы пусты, от природы чисты, от природы щедры. Выйдя за пределы психологии индивидуализма, мы можем высвободить нашу врожденную щедрость на метафизическом уровне существования, когда также осознаем нашу врожденную пустотность

В традиционном контексте буддизма заслуги (пунья) считаются результатом благих деяний, совершенных в прошлых жизнях, которые проявляются в вашей внешности, здоровье, комплекции, красоте, влиянии на других людей, в том, что вам все достается легко, и так далее. Кажется, что некоторые люди просто «удачливы», в то время как другие спотыкаются, лишь переступив через порог. Согласно популярным буддийским представлениям, вы на самом деле можете собрать запас заслуг на будущее. Самый действенный способ для этого – совершать пожертвования монахам, кормя их (и чаще всего – перекармливая), даря им одеяния и совершая пуджи. В некоторых странах хороший бхиккху считается своего рода машиной, производящей заслуги – положите рупию в прорезь, получите пакетик заслуг. Если вы чувствуете, что способны на большее, вы можете даже начать строить монастыри и ступы. Пунья персонифицируется в популярной традиции буддизма Тхеравады как пунья-девата или бог заслуг, своего рода ангел-хранитель, витающий над вами. Сомневаюсь, чтобы это представление было каноническим, хотя в Тхераваде всегда существует возможность того, что по сути поэтическая идея может быть воспринята буквально.

Ради справедливости стоит отметить, что тхеравадины далеко не всегда воспринимают все столь же буквально, как брахманы, в то время как брахманы, в свою очередь, не сравнятся с джайнами в том, что касается недопонимания в этом вопросе. Я слышал об одном джайнском аскете, который проснулся однажды и решил, что с него хватит аскезы. Собрав великое множество заслуг за годы практики, он продал их другому аскету, а на вырученные средства занялся бизнесом.

Если отойти от идеи о том, что заслуги создают объективные последствия в будущем, более правдоподобно представление, что идея о заслугах от хороших поступков, совершенных в этой жизни, окажет сильное психологическое воздействие с точки зрения уверенности в себе. Но на духовном уровне мы имеем в виду главным образом позитивный эмоциональный опыт, который вы получаете в результате ведения полностью искусной жизни, а не ожидание будущих наград. Заслуги изменяют ваше существо, вы становитесь лучше. Это как физические упражнения: не увеличение мускулов – ваша награда. Вы просто получаете естественный результат своих действий – вы изменились, ваши мускулы увеличились. Объем, так сказать, заслуг, которые вы получаете в результате даяния, соотносится со степенью, в которой ваше действие «лишено опоры откуда-либо»: чем более не заинтересованно вы поступаете, тем более позитивным становится ваше эмоциональное состояние.

Простой способ начать эту кажущуюся сложной практику реагирования на ситуацию щедростью, но без заинтересованности. То есть, не определяясь этой ситуацией, мы можем перенести наши подарки с традиционных случаев вроде Рождества или Дня Матери, когда подарков от нас ждут и даже требуют, на события, когда мы можем откликнуться более искренним и позитивным желанием отдать что-либо. В то же самое время, речь здесь не о том, что нам придется ждать некоего внутреннего импульса, чтобы начать отдавать. Если мы хотим, чтобы эта практика работала, нам придется ставить объективные нужды людей впереди подлинности или ее отсутствия в нашей практике: более важно, чтобы голодный или замерзший получили то, что им нужно, чем то, чтобы мы совершали это даяние в благом расположении духа.

Однако если тот, кто не является Бодхисаттвой, совершает даяние, рано или поздно возникает реакция. Альтруизм иссякает или, по крайней мере, уменьшается, если тебя не ценят по достоинству; начинаешь испытывать обиду, боль, разочарование. Так можно понять, что ты еще не Бодхисаттва. У Бодхисаттвы не возникает подобных трудностей, потому что на самом деле у него нет ощущения, что кто-то кому-то что-то отдает.

Пока мы рассматриваем Бодхисаттву как устойчивую, отдельную личность, точно так же, как мы видим самих себя, для такого существа не будет существовать никакой возможности совершать даяние таким образом, чтобы «не опираться на понятие о знаке». Чем больше заслуг вы собираете, тем меньше остается отдельной личности, которая их собирает, а когда вы срываете джек-пот – бесконечные заслуги – нет никого, кто мог бы его забрать. Мы все время препятствуем собственному накоплению заслуг: стоит нам лишь отступить, и заслуги хлынут потоком.