Английский перевод «Драгоценного украшения освобождения» Гампопы увидел свет в 1959 году, ко времени, когда мое личное знакомство с Дхадро Ринпоче углубилось, и я получил тантрическое посвящение от Джамьянга Кхьенце Ринпоче. Как объяснял доктор Герберт Гюнтер, ученый-переводчик этого труда, в предисловии, «работа принадлежит к группе текстов, которые известны как «ступени пути» (ламрим). Это справочники для руководства ученика в пути от элементарных доктрин буддизма до глубочайшего осознания Природы Будды. Работа Гампопы, по-видимому, является первым тибетским текстом такого рода и остается знаменитой до наших дней. Она говорит о буддизме в целом в столь ясной манере, что ее можно изучать и понимать без постоянного обращения к пространным и часто довольно туманным комментариям и комментариям на комментарии. Следовательно, это подлинное «Драгоценное украшение», название, которое отсылает к определенному типу литературы, известной как «украшения» (аланкара) на буддийском санскрите, поскольку такие труды излагают избранные, самые важные вопросы в очень изящной и довольно краткой форме. Еще одна выдающаяся черта труда Гампопы – ее обращенность ко всем людям, которые имеют склонность к духовности или могут почувствовать ее. Он подходит мирянину, равно как и монаху, и философу, который неустанно и постоянно находится в свойственном человеку поиске смысла жизни»¹.

Читая описанную таким образом работу, я обнаружил, что она состоит из двадцати одной главы, одна из которых названа «Принятие Прибежища». Хотя манера, в которой Гампопа описывал этот необычайно важный шаг, несомненно, была ясна, на самом деле, он объяснял его посредством «девяти тем принятия Прибежища», большинство из которых делились над разделы и подразделы и даже подразделы подразделов, и это придавало всему изложению обращения к Прибежищу дух педантичности и схоластики, который вряд ли соответствовал духу вопроса. Однако это не беспокоило меня, хотя и беспокоило других («миряне», читающие «Драгоценное украшение», нашли его менее привлекательным, чем это предполагал Гюнтер, главным образом, в силу этой схоластичности), и когда я читал главу Гампопы о «принятии Прибежища» первый раз, мне показалось, что он пролил для меня свет на эту тему. Указывая, что Будда –единственное Прибежище, как я упоминал в разделе 7 в связи с моим стихотворением, он объяснял, почему могущественные божества вроде Брахмы, Вишну и Махадевы не могут дать нам такого прибежища, уделял особое внимание «непричинению вреда другим существам» в качестве следствия принятия Прибежища в благородной Дхарме и проводил различия между различными видами принятия Прибежища еще радикальнее, чем это сделал я в «Обзоре», перечислял восемь преимуществ принятия Прибежища и ясно давал понять, что различие между Пратимокшей и дисциплиной бодхисаттвы –главным образом в воззрении. Но что действительно прояснило для меня тему обращения к Прибежищу, так это тот факт, что Гампопа посвятил ему целую главу. Средство –это послание, а послание заключалось в том, что «Принятие Прибежища» (как неудачно назвал это Гюнтер) было не просто формальностью, не тем, что делает человек, чтобы показать, что он буддист, а действительно одним из этапов духовного пути –поскольку само «Драгоценное украшение» является руководством по Пути, как объяснял Гюнтер в предисловии.

Но, хотя многое в обращении к Прибежищу и прояснилось для меня благодаря изложению этой темы Гампопой и тому факту, что он посвятил этому целую главу своей книги, этой ясности ни в коей мере не было достаточно для полного постижения этого вопроса. Для Гампопы Хинаяна представляла собой низшую, а Махаяна –высшую ступень пути, а, поскольку обращение к Прибежищу воплощало собой Хинаяну, подобно тому, как зарождение бодхичитты или воли к Просветлению воплощало Махаяну, в результате зарождение бодхичитты становилось центральным и определяющим актом жизни буддиста (школы Махаяны), а не обращение к Прибежищу. Обращение к Прибежищу, вместе с соблюдением Пратимокши, рассматривалось как средство развития бодхичитты, подобно тому, как сама бодхичитта становилась средством вступления на путь Ваджраяны путем получения абхишеки или «тантрического посвящения». По словам самого Гампопы (в передаче Гюнтера), те, кто принимали Прибежище, были «рабочей основой» для возникновения бодхичитты.

Причина, по которой Гампопа не мог увидеть в бодхичитте альтруистическое измерение обращения к Прибежищу, –это, несомненно, отсутствие у него достаточно широкой исторической перспективы. Для него и Хинаяну, и Махаяну преподал Будда. Следовательно, он был не способен увидеть в них последовательное развитие изначального учения Будды, а поскольку он был на это не способен, он не мог понять, во-первых, что с исторической точки зрения Махаяна во многом является новым утверждением Изначального Учения в терминах, более соответствующих духу, а не букве того Учения, чем ему соответствовали учения Хинаяны, а, во-вторых, что Махаяна, по-новому излагая исходное учение, поместила на место обращения к Прибежищу зарождение бодхичичтты. Поэтому у него не было иного выбора, кроме как считать обращение к Прибежищу средством развития бодхичитты, что означало, что обращение к Прибежищу, по крайней мере, признавалось определенным этапом Пути, как это и было на самом деле со времен Атиши и как это продолжает рассматриваться до наших дней –не только в школе Гампопы, Кагьюпе, но и во всей традиции тибетского буддизма в целом. Но это не все. В то время как в теории обращение к Прибежищу остается средством зарождения бодхичитты, за века оно в руках некоторых учителей стало чем-то большим. На самом деле, оно превратилось в практически независимую духовную практику, в которой вся личность практикующего человека вовлекалась особенно затрагивающим и значительным образом, и это было именно открытие этой практики что, примерно три года после появления английского перевода «Драгоценного украшения освобождения» Гампопы, далo мне дальнейшее прояснение темы обращения к Прибежищу.

Это открытие, по сути, произошло в Калимпонге, вскоре после того, как я получил абхишеку Великого Драгоценного гуру, Падмасамбхавы, от Качу Ринпоче, главного ученика Джамьянга Кхьенце Ринпоче. Я получил абхишеку 21 октября 1962 года. На следующее утро я отправился в город и, бродя по рынку, случайно увидел тибетского монаха, сидящего у дороги. У него на коленях была небольшая кучка довольно неряшливых текстов, отпечатанных на ксилографе, которые он предлагал на продажу. Поскольку монах, несомненно, нуждался в деньгах, а тексты были очень дешевы (настолько, что даже я мог себе позволить такую покупку), я сразу купил их и вернулся с ними в вихару, где я показал их Качу Ринпоче. При виде них он удивился и пришел в восторг. Это тексты Нингмапы, воскликнул он радостно, перелистывая их. Большинство из них касаются Великого Драгоценного гуру, и тот факт, что я натолкнулся на них сразу после получения абхишеки, таким совершенно неожиданным образом, был чрезвычайно благоприятным. Это показывало, что у меня особая связь с Великим Драгоценным Гуру и с традицией Нингмапа, и мои усилия к воплощению в реальность тех учений, которые абхишека позволила мне практиковать, будут очень успешны. Было ли «толкование знаков» Качу Ринпоче верным, решать не мне. В любом случае, сейчас нас интересует в этом совпадении тот факт, что среди купленных мною текстов, которые с таким энтузиазмом встретил Качу Ринпоче, был один, озаглавленный «Тарпе Делам» или «Легкий путь к Освобождению». Этот маленький труд касался общих и особых подготовительных практик к практике Ати-йоги, высочайшего учения школы Нингма, и главная предварительная практика заключалась в четырех «мула» или «основополагающих» йогах, относительно первой из которых Качу Ринпоче уже дал мне некоторые наставления. Первой мула-йогой было, конечно, обращение к Прибежищу и практика простираний, а оставшимися тремя –зарождение бодхичитты, медитация и повторение мантры Ваджрасаттвы, а также подношение мандалы, после чего следовала Гуру-йога. Получив дальнейшие наставления от Качу Ринпоче, я, следовательно, приступил к практике обращения к Прибежищу и простираниям, а также другим мула-йогам, и продолжал их делать регулярно до своего отъезда в Англию двумя годами позже. С помощью Дхадро Ринпоче я, более того, сделал черновой перевод целого «Тхарпе Делам». Хотя я смог делать обращение к Прибежищу и практику простираний всего два года, что по тибетским стандартам не очень много, за это время я обрел более сильный и устойчивый опыт обращения к Прибежищу, чем когда-либо до этого. Я также пришел к более глубокому пониманию того факта, что «принятие Трех Прибежищ включает в себя принятие всех принципов буддизма», и к более ясному пониманию, следовательно, смысла и ценности самого акта обращения к Прибежищу.

Те члены Ордена, которые прошли через практику обращения к Прибежищу и прострации, вряд ли будут нуждаться в объяснениях почему это должно было быть так. В начале практики мы визуализируем Великого Драгоценного Гуру, Падмасамбхаву, основателя и покровителя традиции Нингма, сидящего в чашечке лотоса, которая сама покоится на многоцветном облаке, плывущем в сияющем синем небе, и видим Падмасамбхаву как воплощение всех Будд. Под Падмасамбхавой на лепестках лотоса сидят наши различные гуру, под ними –четыре группы тантрических божеств, а еще ниже –дхармапалы и дакини. По четырем сторонам лотоса (центрального лотоса, в чашечке которого сидит Падмасамбхава) есть еще четыре лотоса. На переднем лотосе стоит Шакьямуни и другие Будды в человеческом обличье, на лотосе справа (от Падмасамбхавы) –главные Бодхисаттвы, на лотосе слева –главные архаты, а на заднем лотосе громоздятся тома священных писаний. Перед Древом Прибежища, как это называется (поскольку пять лотосов произрастают из единого корня) находимся мы сами вместе со всеми живыми существами. Сделав такую визуализацию Падмасамбхавы и других объектов Прибежища, мы повторяем не обычную формулу обращения к Прибежищу, а несколько более изощренную версию, говоря вслух: «ОМ А ХУМ, к лучшему из всех Прибежищ я обращаюсь. В Лама-Будде, Лама-Дхарме, Лама-Сангхе, Лама-Шри Маха Херуке, Лама-Всесовершающему, Трем Драгоценностям в одной, Гуру Ринпоче к Прибежищу я обращаюсь». С каждым обращением мы простираемся перед визуализируемым Древом Прибежища (которое мы продолжаем визуализировать на протяжении всей сессии) или перед его изображенным аналогом. Так, делая практику обращения к Прибежищу и простираний, мы обращаемся к Прибежищу телом, речью и умом, то есть всем своим существом. Мы обращаемся к Прибежищу умом, визуализируя Падмасамбхаву и другие объекты Прибежища на соответствующих лотосах, мы обращаемся к Прибежищу речью, повторяя слова «тантрической» формулы обращения к Прибежищу, мы обращаемся к Прибежищу телом, делая полные простирания. В завершение практики белый свет исходит от объектов Прибежища, и, падая на нас, нашего отца и всех мужчин, нашу мать и всех женщин, убирает все их проступки, которые растворяются в свете. Этот свет возвращается к объектам Прибежища, и гуру, девы, дхармапалы и так далее растворяются в теле Падмасамбхавы, а сам Падмасамбхава –в Пустоте.

Все те, кто проделал практику обращения к Прибежищу и простираний, знают, конечно, что в ходе каждой сессии практики не только визуализируется Древо Прибежища, но также повторяются слова «тантрической» формулы обращения к Прибежищу; мы также простираемся столько раз, сколько сможем, и сессии длятся до тех пор, пока число повторений и простираний не достигнет, по крайней мере, ста тысяч, чего добились некоторые члены Ордена. Следовательно, не удивительно, что эта практика очень мощна и даже способна привести к радикальным изменениям в нашем ментальном и духовном состоянии. На самом деле на протяжении месяцев и лет практики человек может обнаружить, что настолько глубоко погрузился в опыт Обращения к Прибежищу, что больше не способен думать о практике обращения к Прибежищу и простираний просто как об одной из мула-йог, а о самом акте обращения к Прибежищу –как о средстве зарождения бодхичитты. Если он вообще продолжает рассматривать ее в таких рамках, он думает об обращении к Прибежищу и простираниях как о практически самостоятельной духовной практике. Следовательно, можно сказать, что практика, которую я открыл для себя сразу после получения абхишеки Великого Драгоценного Гуру и которая способствовала дальнейшему прояснению для меня темы обращения к Прибежищу, на самом деле, представляет собой перенесение акта обращения к Прибежищу на богатую и красочную почву индо-тибетской тантрической традиции. Будучи таковой, она также представляет собой возвращение обращения к Прибежищу к тому положению, которое было подобно его изначальному месту в буддизме и буддийской жизни.

Но не только посредством «Драгоценного украшения Освобождения» и открытия мною практики обращения к Прибежищу и простираний на тему обращения к Прибежищу для меня пролился свет со стороны тибетского буддизма. Хотя и менее прямо, этот свет также пролился в личных контактах с тибетскими буддистами, особенно посредством личной связи с некоторыми выдающимися нингмапинскими воплощенными ламами. Качу Ринпоче, от которого я получил посвящение Падмасамбхавы, был монахом (как и Дхардо Ринпоче, который обучался в традиции Гелугпы), а другие нингмапинские ламы были женаты. На самом деле, среди женатых лам были одни из некоторых наиболее влиятельных нингпамиских лам - величайших одухотворённых людей, к кому сам Качу Ринпоче относился с наивысшим почтением и от кого он с гордостью получал посвящения и наставления. Когда я сам познакомился с этими ламами, я не мог не признать, что в отношении учености и духовных достижений на самом деле, насколько я понял, не было никакого реального различия между ними и их собратьями-монахами, соблюдающими целибат, как в самой традиции Нингмапа, так и в других буддийских традициях. Хотя всегда можно возразить, что, не будь они женаты, их духовные достижения были бы, по крайней мере, значительнее. Более того, я не мог не согласиться, что среди учеников, которые окружали каждого из этих лам, существовало сильное чувство духовной дружбы, и благодаря этому чувству различия в образе жизни, в особенности между учениками-монахами и учениками-мирянами, не принимались как нечто существенное. Это дало мне пищу для размышлений. Не все буддисты, по-видимому, отождествляли духовную жизнь с жизнью в строгом монашестве, как это было среди тхеравадинов в Юго-Восточной Азии или среди некоторых членов Гелуг, несмотря на объединяющее влияние идеала Бодхисаттвы.

Так мое знакомство с женатыми нингмапинскими ламами и их учениками привело примерно к тем же последствиям, что и совершенно иное знакомство с буддистами из «бывших неприкасаемых». Я приблизился к пониманию того, что монашество и духовная жизнь не тождественны, и того, следовательно, что на самом деле имеет значение не то, монах ты или мирянин, а глубина и сила нашего обращения к Прибежищу.

1 Гампопа, «Драгоценное украшение освобождения», Лондон, 1959, с. vii.

История моего обращения к Прибежищу

История моего обращения к Прибежищу, Сангхаракшита.

Скачать бесплатно книгу на PDF: История моего обращения к Прибежищу